Что мешает развитию предпринимательства в России?

Владимир Буев: «При нашем типе экономики положение МСП не изменится ни через год, ни через десять лет»

В монопольной экономике инструменты поддержки малого бизнеса не работают, единственное эффективное решение за последние 20 лет — введение режима самозанятых, считает директор Национального института системных исследований проблем предпринимательства Владимир Буев

Последний год малый и средний бизнес находится в цент­ре медийной повестки: кризис, вызванный пандемией, обострил тему развития сектора. Тенденции и антикризисные уроки мы обсуждаем с директором Национального института системных исследований проблем предпринимательства Владимиром Буевым. 

— Как выглядит сектор малого и среднего предпринимательства (МСП) в разрезе статистики? 

— Сейчас в реестре государственной налоговой службы 5,7 — 5,8 млн субъектов МСП, цифра варьирует, но в целом за пандемийный год их стало на 200 тыс. меньше. Хотя в реальности, как мне кажется, с рынка ушло гораздо больше. Как известно, у нас очень сложная и длительная процедура ликвидации юридического лица, поэтому, возможно, юридические оболочки находятся в «безвоздушном пространстве» — оборотов нет, но формально компания числится действующей.

При этом официальная статистика говорит о росте числа занятых в секторе. Такой сюжет выглядит весьма странным, учитывая, что идет активный процесс регистрации самозанятых. Появилась более удобная легальная ниша, куда могут перетекать безработные, избыточная и теневая занятость. Сейчас уже 2 млн с лишним самозанятых в стране. А самозанятые, если они при этом не являются ИП, в реестре не значатся, ибо формально субъектами МСП пока не являются. Эти люди либо выходят из тени, либо переходят из статуса индивидуального предпринимателя, потому что режим самозанятых выгоднее. Учитывая это, количество занятых в секторе МСП должно сокращаться, а оно растет. Поэтому к качеству статистики очень много вопросов. 

— Как вы оцениваете реакцию бизнеса на кризис, вызванный пандемией?

— Влияние кризиса было разноплановым. Сектора, которые работают с массовым потребителем, сильно пострадали, но рванули онлайн-сервисы. Прежде всего это услуги, связанные с электронной коммерцией и доставкой. Предприниматели, которые быстро переориентировали бизнес-модели, не потеряли выручку, порой даже ее нарастили. Появились и новые ниши.

В прослойке среднего класса много людей осталось без работы, они пошли искать дистанционные форматы обучения, чтобы получить новые знания. Поэтому рынок обучающих онлайн-программ получил импульс для роста. Конечно, для этого нужны технологии, и именно поэтому сильно вырос сектор ИT, запрос на его услуги увеличился кратно. В этом секторе доминируют крупные компании, но государство стало заливать сюда большие деньги, которые рассасываются и по более мелким командам.

— Какой вклад в выживаемость бизнеса внесли инструменты государственной поддержки? 

— Моя принципиальная позиция: на этапах роста экономики и стагнации малый бизнес поддерживать не надо — деньги от такой господдержки, как правило, неэффективно используются или растекаются по своим. Но как только прилетают «черные лебеди», нужно включать рычаги поддержки обязательно. В такие моменты государство должно закрывать провалы рынка деньгами. Я считаю, абсолютно правильно, что решили выделять ресурсы. Другой разговор — как этот механизм был реализован. Во многих странах предприниматели очень быстро получили деньги на счет, чтобы продержаться во время карантина, у нас же помощи было крайне мало, она пошла через банки, да еще при соблюдении жестких условий: если вы их не выполните, кредит придется вернуть с процентами. И вот сейчас начинается разбор полетов. Еще неизвестно, чем эта история закончится, уже пошли сигналы, что банки заемщикам кредиты не списывают, даже если компании не сокращали сотрудников. Кроме того, банки часто отказывали клиентам в льготном кредитовании. Формально они не обязаны объяснять почему, но мы знаем из общения с предпринимателями, что часто ответ был такой: у нас лимиты закончились, мы все раздали. Мы понимаем, что когда есть льготный ограниченный ресурс, его отдают опять же в первую очередь своим. Ну и объем выделенных лимитов на кредиты по программе ФОТ 2.0 был очень незначительным: 400 млрд рублей для федерального бюджета — это капля в море. Как могут эти деньги поддержать экономику в сложный период? То есть направление было правильное, но надо было это делать в больших объ­емах и без бюрократии. 

  — А нужна ли программа ФОТ 3.0 — кредитование под 3%? 

 — Эти деньги будут выбраны, и выбраны очень быстро, потому что там всего 7 млрд рублей. Условия по программе ФОТ 3.0 уже другие, это полностью возвратные деньги, и выдаваться они будут только тем, кто смог воспользоваться программой ФОТ 2.0. Даже при этом кредиты под 3% выгоднее рыночных ставок. Но многим ли они помогут при таких объемах программы? Это, скорее, символическая помощь бизнесу.

— Государство допустило также некоторое послабление в части проверок. Так происходит не первый кризис, но потом проверки возвращаются. Как сделать процесс необратимым? 

— В начале 2000-х в рамках «программы Грефа» была сделана очень серьезная заявка на дерегулирование бизнеса. Был принят специальный пакет законов «О госрегистрации юридических лиц и ИП», «О защите прав юрлиц и индивидуальных предпринимателей при проведении государственного контроля (надзора)», «О лицензировании отдельных видов деятельности», «О техническом регулировании». Потом закон «О защите прав…» все время правился. Замечу, у каждого контрольно-надзорного ведомства всегда был свой профильный закон, со временем ведомства через Госдуму лоббировали внесение в эти законы поправок/оговорок, благодаря которым из-под действия ключевых норм закона «О защите прав…» они выныривали. Вроде бы мелкие поправки проводились в пачке иных законодательных поправок, многие даже не замечали их до тех пор, пока они не вступали в действие.

Основа малого бизнеса — платежеспособный спрос. Но государственная экономика не может на него опираться. А без этого нет потенциала для роста сектора малого и среднего бизнеса

Примерно на рубеже нулевых и десятых годов я пришел к выводу, что в наших условиях сложно делать упор только на создание регуляторных правил, потому что правоприменение может быть совершенно другим. Нужны радикальные решения. Например, обрезать все проверки и посмотреть, что получится. Или установить жесткое правило без всяких исключений: любые проверки начинаются только по жалобам потребителей. Но, я думаю, даже к этому органы контроля адаптируются. Такие случаи уже были. Ввели, например, норму проводить плановые проверки только с согласия прокуратуры, тогда валом пошли внеплановые, что для бизнеса еще хуже.

— Сейчас снова вносятся изменения в закон «О контрольно-надзорной деятельности». 

— После принятия в 2002 году закона «О техническом регулировании» разные виды контроля оказались переплетены между несколькими ведомствами. С ними уже почти 20 лет не могут, вернее, не хотят разобраться. Сейчас Минэк работает над формированием перечня видов контрольно-надзорной деятельности. В рамках этих изменений будет создан закрытый перечень надзоров, которые распределяются между уровнями власти: федеральной, региональной и муниципальной. Сегодня идет дискуссия (вернее, ведомственная борьба) на тему, сколько видов надзора оставить в перечне. В последнем варианте, насколько я знаю, остановились на 87. Наверняка еще что-то поменяется.

— Стоит ли ждать кардинальных изменений в секторе малого и среднего предпринимательства? 

— В этом отношении у меня своя гипотеза. Наша экономика проходила разные периоды: феноменальный рост на хорошей нефтяной конъюнктуре, несколько экономических спадов, периоды стагнации. Несколько раз менялись критерии отнесения к сегменту малого и среднего предпринимательства. Например, в 2007 году приняли закон с новыми критериями и добавили в сектор МП средние компании. При этом доля в ВВП сектора МП по критериям с 1995 по 2007 год была равна 15 — 17%, а когда добавились средние предприятия и сектор стал МСП, доля его составила 20 — 22%. То есть в экономике доля объекта, тождественного самому себе, всегда была примерно одной и той же.

При этом когда в начале 2000-х годов в абсолютном выражении на нефтяных деньгах росла вся экономика, росли и абсолютные значения сектора МП и МСП. А когда экономика скукоживалась, скукоживался и малый бизнес. Но, повторяю, относительное значение, то есть доля МП и МСП в ВВП, оставалась примерно одной и той же. Изменения были, можно сказать, на уровне статистической ошибки.

Так вот моя гипотеза заключается в том, что при нашем типе экономики положение МСП не изменится ни через год, ни через десять лет. Что такое наш тип экономики? Первое — высокая степень зарегулированности, второе — засилье монополий. Малый бизнес в рыночной экономике ищет ниши, которые не может заполнить крупный, а как в монопольной экономике заходить в эти ниши, если предпринимателей оттуда постоянно выдавливают? Не просто рыночными методами, когда компании борются меж собой, но еще и ограничивают регуляторными воздействиями. Поэтому доля малого бизнеса сформировалась, и она не вырастет. Сократиться, да, может. Если регуляторное давление будет увеличиваться, малый бизнес будет уходить в тень. И никакие меры поддержки тут не работают. Например, компании или корпорации, связанные с государством, законодательно вроде бы заставляют давать заказы малому бизнесу. Чем это заканчивается? На тендер приходит аффилированная компания или вообще никакой не малый бизнес, а потом это вносится в статистику — растет объем государственного заказа у малого бизнеса. 

Основа малого бизнеса — платежеспособный спрос. Но государственная экономика не может опираться на платежеспособный спрос. Ну не хочет государственный монополист идти на рынок и искать маленькое предприятие, которое сделает лучше, дешевле и качественнее. А без этого и нет потенциала для роста сектора малого и среднего предпринимательства. 

Поэтому надо хотя бы добиваться снижения регуляторной нагрузки на бизнес, чтобы он не уходил в тень. На мой взгляд, введение статуса самозанятых — это, пожалуй, лучшее государственное решение для сферы предпринимательства, самой низовой его части, за все последние двадцать лет, раньше никакие реализованные идеи не способствовали легализации. Как только упростили регистрацию, отменили отчетность, ввели электронные средства коммуникации с налоговой, процесс пошел. Да и налогообложение выгодное: 4% с оборота, если ты с физическими лицами работаешь, и 6%, если самозанятый оказывает услуги юридическим лицам. За два года после введения этого режима произошел взрывной рост числа самозанятых, вышедших из тени. То есть одно правильно исполненное решение немедленно дает колоссальный позитивный эффект для общества и экономики. К сожалению, таких глобально верных решений, попавших в точку, кроме этого, я не вижу.