Статья вице-президента национального института системных исследований проблем предпринимательства Владимира Буева

Минэкономразвития России выступило с «инициативой» сократить долю МСП в закупках госсектора (монополий и госкомпаний) с 18% до 9% (с учетом «второй руки» — когда основной подрядчик привлекает исполнению договора субподрядчика-МСП), а долю прямых договоров МСП с госсектором — с 10% до 5% (без учета «второй руки»). Проект поправок к постановлению правительства «дорожной карте» опубликован на сайте regulation.gov.ru.

Ранее Минэкономразвития уже неоднократно «исправляло» данное постановление и цифры постоянно «гуляли», но общий «бумажный тренд» был такой — резкое увеличение в более долгосрочном периоде. (и не столь «резкое» в периоде близлежащем). Как только «долгосрочный» период становится «близлежащим», выясняется, что сделать это невозможно, чем эксперты (в том числе автор этих строк) говорят с весны 2013 года, когда премьер-министр подписал распоряжение, утвердившее в качестве плана мероприятий «дорожную карту» о мерах по расширению доступа малого и среднего предпринимательства к закупкам инфраструктурных монополий и компаний, где доля государства и муниципалитетов превышает 50%. То есть ранее основным аргументом в ответ на то, что таких показателей достичь невозможно (да они и бессмысленны по сути), у людей, разрабатывающих и продвигающих «дорожную карту» было «Это сделать нужно». Сейчас, когда сказка должна начать становиться былью, аргументом для понижательной корректировки стало «Все равно госкомпании не смогут».

Исходная информационная база «дорожной карты» с 2013 года — объём закупок со стороны госсектора (монополий и компаний) составляет не менее 7 трлн. рублей в год, а у малого и среднего бизнеса закупается при этом не более 10% (эта «база», которой официально оперирует МЭР, не изменилась).

Однако экономика должна быть не только экономной, но и частной, именно в этом случае мотивационно-стимуляционные связки «спрос-предложение» имеют естественный и стремящийся к симметрии характер, во всяком случае направленный в сторону экономического совершенства. Между тем, провозглашенные когда-то цели ухода государства из хозяйственной жизни страны давно забыты и на их месте произрастают суррогаты: вместо приватизации и стимулирования развития независимого частного производства — подключение к «иглам» государственных финансовых потоков, искажающим суть конкурентного рынка. Когда у покупателя есть реальный интерес приобрести качественный товар по более дешевой цене, он будет искать и обязательно найдет такого поставщика (или простимулирует его появление). Когда такого интереса нет, административное понуждение безо всяких оговорок приведет к «освоению» и развитию различного рода «обходных путей» с соответствующими финансовыми «оптимизационными схемами».

В 2012 году, например (когда вся «эпопея» затевалась), оборот малых и средних предприятий (юридических лиц) составил 27 трлн 394,2 млрд рублей. Весьма сомнительно, что монополии и госкомпании в качестве подрядчиков привлекали индивидуальных предпринимателей. А если кого-то привлекали, то вероятней всего значение показателя было настолько мало, что им можно пренебречь. С учётом того, что МСП получил «не более 10 процентов» (официальные экспертные оценки вызывают сильные сомнения, но примем это значение за факт — прим.) закупок монополий и госкомпаний (700 млрд. рублей), это не более 3% в выручке сектора. Вряд ли даже 2,5-кратное увеличение закупок такого рода (при неизменном обороте) способно было повлиять на реальное развитие конкурентной и неаффилированной части сектора МСП.

Тезисы, которыми обосновывалась необходимость принятия «дорожной карты»

Тезис первый. «По экспертным оценкам, доля субъектов малого и среднего предпринимательства в указанных закупках составляет суммарно не более 10 процентов, что во многом связано с ориентацией системы закупок заказчиков на интересы крупного бизнеса, в первую очередь дочерних и аффилированных компаний заказчиков». Диагноз болезни в целом был верен: половина российского ВВП сегодня — это госсектор. Судя по данным СМИ, у ряда инфраструктурных монополий и госкомпаний доля МСП в закупках и сегодня выше, чем устанавливают показатели «дорожной карты», совсем другое дело — что это за МСП. Что давало разработчикам Карты основания предполагать (или «прогнозировать»), что административное решение об увеличении такого рода закупок непременно приведет к переориентации системы заказов с крупного аффилированного бизнеса на малый и средний неаффилированный? Фактически появилась прямая и открытая возможность легализовать те же самые схемы, на которые в сфере электроэнергетики обрушился в конце 2011 года тогдашний премьер-министр (а ныне президент) Владимир Путин: «заказы своим карманным поставщикам (строителям, проектировщикам) отдаются», «энергетические комплексы целых регионов РФ оказываются подконтрольны просто семейным кланам», «в Западной Сибири группа лиц из числа руководителей энергетических компаний… создала сеть по ремонту и обслуживанию объектов электроэнергетики», «оборзели!». Тогда после грозных окриков сверху ФСК ЕЭС стала расторгать контракты со многими своими подрядчиками (про формальное право и закон тут же забыли). Примером этого же может являться и скандальная ситуация с РЖД, которая «заплатила миллиарды долларов частным подрядчикам, которые скрывают своих конечных владельцев и редко или вообще не появляются по адресу регистрации».

Тезис второй. «Доступ движущей силы современной экономики — инновационных компаний малого и среднего предпринимательства — к закупкам в значительной степени ограничен из-за низкого спроса на инновации со стороны заказчика…».

С одной стороны, всё верно — спроса на инновации уже укоренившийся государственно-монополистический тип российского капитализма не продуцирует (если не решать проблему трансформации этого типа экономики, все остальное будет «заплатками», никого ни к чему не стимулирующими).

С другой — разработчики Карты речь вели явно не об отечественной, а об экономике развитых стран. Доля малого и среднего предпринимательства в нашем ВВП составляет немногим более 21% в то время, как в США — 44%, а в странах Европейского Союза — 60%. Не надо к тому же забывать, что в структуре сектора непроизводственная сфера (прежде всего торговля) занимает и всегда занимала лидирующие позиции (и не только у нас в стране). Никогда за весь постсоветский период истории развития российского малого предпринимательства этот сектор не был «движущей силой современной экономики» — жаль, что разработчики дорожной карты этот факт из вида упустили, внедрив в «общее описание проекта» расхожее клише. А движущей силой (источником развития экономики) всегда во всех рыночных экономиках было наличие платежеспособного спроса со стороны потребителя.

С третьей стороны, чтобы понять, в каком размерном сегменте корпоративного сектора экономики современной России находится «инновационность», достаточно иногда заглядывать в статистику.

Для анализа динамики инновационной активности европейских предприятий взглянем на данные Исследования инновационного сообщества, проведенного в период 2008-2010 годов, в сравнении с крупными (Government of Ireland. Central Statistics Office. Community Innovation Survey 2008-2010. — Dublin, Ireland: Stationery Office of Central Statistics Office, 2012. — ISBN 978-1-4064-2651-9 Сергей Антончиков "Инновационная активность в России и Евросоюзе и факторы ее развития http://nisse.ru/work/experts/expert_61.html?mode=opinions&opinion=572):  В экономически развитых странах малый и средний бизнес стран ЕС, по-прежнему, отстает по показателям инновационной активности от крупного, причем представители малого предпринимательства более существенно. Что касается технологических инноваций в ЕС, тренды в целом такие же:

Тезис третий. «Менеджмент заказчиков не стимулирован на активное привлечение субъектов МСП к закупкам и развитие полноценной конкурентной среды, наличие которой позволяет заказчикам осуществлять свои закупки у ответственных и квалифицированных исполнителей по оптимальным ценам».

Всё верно, не стимулирован и что еще важнее — не мотивирован. И не будет мотивирован, как ни стимулируй — наемный менеджмент распоряжается-то не своими деньгами и не частными, а по сути — общественными, государственными (пусть и в виде «корпоративных»). И объём этих средств колоссален. К чему это может мотивировать? Простимулировать же в таких случаях можно только развитие коррупционных механизмов и схем с использованием «заказопроводящей сети» из аффилированного «малого и среднего бизнеса» (как на прямых договорах, так и на субподрядах 1-го уровня, а ещё больше — во взаимоувязке первого и второго).

Тезис четвертый (самый важный). В описании декларировалось, что реализация «дорожной карты» позволит добиться «увеличения числа производственных предприятий среди компаний малого и среднего предпринимательства, количества инновационно активных российских компаний и, как следствие, валового внутреннего продукта страны и роста уровня жизни ее граждан».

Какую федеральную программу поддержки малого бизнеса с середины 1990-х до начала 2000-х годов, а затем с 2005-го по настоящее время (В начале 2000-х годов система поддержки малого предпринимательства как доказавшая свою неэффективность была на федеральном уровне полностью свёрнута, вслед за этим «посыпались» и региональные «системы поддержки». С 2005-го года система стала возрождаться (с новым органом в качестве куратора), появилась отдельная «строчка» в федеральном бюджете.) ни возьми — везде собирались делать именно это же самое (правда, формулировки допускали значительные по форме вариации). Никому пока сколько-нибудь по-серьёзному изменить структуру малого предпринимательства, увеличить его долю в ВВП не удавалось. Но в том-то и дело, что в 2018 году мы даже не сможем понять и проверить, получилось ли достичь того, что в Карте сегодня лихо задекларировано. Ибо среди контрольных «показателей эффективности» (со своими значениями) таковые не значатся, а следовательно, этот тезис — просто слова, за которые даже Карта ответственности не несет. Контрольных показателей всего четыре: два касаются доли закупок у МСП к 2015 и к 2018 году (2015 год, как отмечалось выше, уже по показателям доли МСП в закупках уже не сработал), один — доли закупок в электронной форме. И один — увеличения закупок инновационных товаров, НИОКРов и технологических работ у сектора МСП. Притом, что текущее значение четвёртого показателя никому неведомо (в карте — прочерк), к 2015 году планируется его увеличение на 100% (от какого «базового» показателя, если его нет?), а к 2018-му — на 300%. Что называется, кто быстрей умрет: падишах или ишак.

Заключение

Когда социально-экономическое строение государства для производственного бизнеса неблагоприятно и недружественно, некоторые стандартные (для развитых экономик) действия власти (стимулирование госзаказа и закупок со стороны госкомпаний) приводят к перераспределению ресурсов и усилению рыночной власти непроизводительного предпринимательства, тесно сросшегося с государственной бюрократией. Последствия — дальнейшая маргинализация предпринимательства производительного.

Бессмысленно и опасно искусственно вовлекать МСП (и его «инновационную» часть) в работу по госконтрактам, заказам монополий и госкомпаний. Это — наиболее коррупционная сфера экономики, и любой крупный поставщик легко «создаст» любое требуемое количество МП, которые будут вместе с ним осваивать бюджетные или околобюджетные средства. Государство редко — за исключением оборонного заказа — через госзаказ стимулирует разработку действительно инновационных изделий. Так зачем, говоря об инновациях (и даже о модернизации), поощрять тех, кто выпускает пусть даже добротную, но вполне традиционную продукцию под видом «инновационной»?

И, наконец, самое главное: зачем сознательно финансировать «освоение» и коррупцию? Не лучше ли сосредоточиться на том, что действительно нужно предпринимательству — регуляторной и правоприменительной реформе…