Мы продолжаем беседу с Юрием Вячеславовичем Симачёвым об итогах для экономики и бизнеса России минувшего года и прогнозах на год наступающий.

- Юрий Вячеславович, второй вопрос нашего интервью: «В названном состоянии мы вступаем в новый год. Вместе с нами в него вступает новая волна пандемии с новым штаммом коронавируса. Заявления различных экспертов в области здравоохранения о том, сколько времени может продлиться эта пандемия, противоречат друг другу с точностью до наоборот: одни говорят, что всё закончится к лету, другие – что это продлится ещё года три – четыре.

А как Вы считаете: что может ждать нас в наступающем меньше чем через неделю году?

- Очень сложно делать прогнозы в такой ситуации. Я могу сказать, чего нам точно не хватает.

Конечно, не хватает чёткой и последовательной политики по вакцинации. Потому что всевозможные реверансы в пользу убеждения лично мне кажутся нерациональными: речь идёт об общественном здоровье. Когда есть опасное заболевание, никто же не будет возражать против разумных ограничений. Если возражают, то очень жаль. И чем дольше будет сохраняться такое ощущение, тем хуже. Естественно, что каждый раз будут эти волны, будет такое отвлечение ресурсов. Каждый раз мы будем проигрывать, и будет лихорадить экономику. Будут такие волнообразные изменения спроса: то его почти нет, то резкая волна накрывает, и в этих условиях экономике очень сложно развиваться. Мне кажется, это – очень большой источник неопределённости.

Ме очень хочется надеяться, что государство будет потихонечку отходить от практики вмешательства в регулирование цен. По-моему есть понимание на высшем государственном уровне, что это не совсем правильно и не совсем эффективно. Насколько это реализуется непосредственно в политике, я пока не знаю.

Мне кажется что вообще из позитивных моментов нужно, прежде всего, отметить то, что данный кризис оказался сочетающимся с реальными прогрессивными структурными изменениями в экономике, связанными с цифровизацией, с развитием капитализации разных форм доставки. Никогда не было такого существенного продвижения в этом направлении. И, если в дальнейшем не мешать этим изменениям, дополнительно улучшить состояние правовой базы, то, мне кажется, развитие российской экономики может быть очень неплохим. Я вижу здесь очень серьёзный потенциал.

- А что можно сделать, кроме как не мешать? Хотя, как мы знаем, малый и средний бизнес просит у государства в первую очередь, чтобы оно не мешало.

- Первое – не мешать. Второе – обратить внимание на малый и средний бизнес не как на компенсатор каких-то социальных проблем, а как на драйвер роста. Это – другая идеология поддержки, это – другие инструменты. Необходимо понять, что это, на самом деле, является не каким-то компенсатором, а источником прогрессивных изменений: формирования новых отраслей, формирования структурных сдвигов, формирования источников быстрого роста.

Третье – это, конечно же, новое обращение, уже всерьёз, к теме привлечения иностранных инвесторов. И позиция, что они какие-то не такие, никого нормального не привлечёшь, на мой взгляд, не рациональна. Реально иностранных инвесторов привлекать можно, у них есть интерес, и нужно с ними работать. Почему это важно? Потому что, если компания погружена в глобальные цепочки создания стоимости, то это совсем другая производительность, это другие компетенции, это, вообще, как бы другой мир. И очень важно способствовать расширению национальных цепочек добавленной стоимости, включённых в глобальные. То есть дело не в том, чтобы в итоге шло что-то конечное, а чтобы мы больше перерабатывали, способствовали большей локализации. Там тоже требуются серьёзные изменения, там нужна более серьёзная предсказуемость для бизнеса. Да, можно двигаться от крупных проектов – это неплохо, но наряду с крупными проектами надо в параллель развивать институты, одно обязательно вместе с другим.

Четвёртое – конечно, надо перестать дёргать налоги и надо перестать заставлять бизнес идти в какие-то направления. Это хорошо только для среднесрочной модели и для совсем формального восприятия дирижистской модели. Та же дирижистская модель может быть более сложной, более изысканной.

- Юрий Вячеславович, Вы говорите: развивать институты. Но как? У нас ведь они постоянно развиваются. В сторону увеличения численности занятых там людей и их функций, особенно проверочных. И в итоге институты у нас становятся какими-то странными. Вам так не кажется? И главное – что с этим делать?

- Мне кажется, что есть определённые проблемы с институтами. Что с этим делать? Что можно делать, я уже говорил. Но, как я понимаю, сейчас речь о том, что делать, чтобы получилось хорошо.

- Да, именно так.

- Но это уже другой вопрос. Если начать рассуждать: я не буду это делать, потому что это не получается хорошо – что тогда вообще делать. Сложные вопросы, всё равно, нужно пытаться решать. Иногда они решаются хорошо и, здесь очень важный момент – мы не всегда видим хорошее, и это сильно мешает. Если мы не видим хорошего, то у нас нет подкрепления тех изменений, которые реально происходят, и мы, это – самое главное, не понимаем, на что надо делать ставку, куда надо дальше двигаться.

Изменения в экономике есть. Они видны, они заметны в определённых секторах. Есть изменения, например, в торговле, безусловно позитивные. Есть изменения в финансовом секторе, тоже позитивные. Есть изменения ещё в определённых секторах, не всегда однозначные. Но видеть результаты этих мер во всей палитре – это очень важно.

- А производящие сектора? Ведь там, как мне кажется, изменения нужны прежде всего.

- Не согласен. Я понимаю, что осталось ещё у нас такое представление: главное, чтобы развивалось сельское хозяйство, развивалось производство, а всё остальное – второй план. Но экономика сейчас устроена иначе, и в периоды кризисов тем более видно, что реальные сектора сильнее проваливаются, чем сектора, связанные с услугами, развлечениями и тому подобным. Вклад в российский ВВП сектора, связанного с интернет-контентом, примерно сопоставим с вкладом сельского хозяйства. Это не значит, что нам не надо развивать сельское хозяйство – развивать надо и то, и другое. И для этого нужны разные инструменты и разные политики.

Но ни в коем случае не надо бросать одно, хватаясь за другое, и не должно быть никакого пренебрежения ни одним из секторов экономики. Так торговля – это товаропроводящий сектор, дающий экономике 4% добавленной стоимости. А сколько там людей занято? И опять же – гендерный эффект, поскольку в торговле занято много женщин. И главное – сейчас торговля выступает основным драйвером той же цифровизации: она предъявляет запрос на цифровые компетенции и всё прочее, потому что там они реально работают.

Поэтому нам надо пересматривать наши взгляды на то, что есть производство, полёт на Луну, а тут – торговля – купи-продай. Другой стала торговля. Она стала сложной, наукоёмкой. И тоже самое сейчас с туризмом: очень непростой сектор и в принципе очень перспективный. Я уже не говорю об IT– здесь обычно все соглашаются. Но у нас IT больше смещено в такое хард-IT, в то, что связано с железками, а в развитых странах оно больше смещено в сторону услуг. И у нас есть возможности двигаться в сторону расширения услуг, тем более, что мы конкурентоспособны, особенно в том, что касается интеграции по сложным решениям.

- Но пока мы в ITпроигрываем целому ряду зарубежных стран.

- В чём-то проигрываем, в чём-то выигрываем. Вопрос: как сделать, чтобы не проиграть. Но это так по многим секторам, в том числе и классическим.

Есть проблема, связанная с ловушкой среднего дохода, когда с нами всё сильнее начинают конкурировать догоняющие нас страны. А есть фактор того же Китая.

- Жутковатый, по-моему, фактор.

- Да, согласен, потому что каждый, кто имел дело с современным китайским ширпотребом, понимает, что по этому направлению мы уже отстали. И нам надо срочно думать, что делать, чтобы у нас тоже было большое количество стартапов, и как нам развивать российскую науку. Но это уже отдельный разговор.

Беседовал Владимир Володин.