- Андрей Александрович, как я Вас понял, поиски новой модели развития страны начались уже в 2009 году?
- Поиски новой модели в 2009-м году не начались: тушили пожар, и было не до того. Но с конца 2009 – начала 2010 года они уже пошли. И пошли сразу по разным направлениям.
Начался новый раунд диалога с бизнесом – прежде всего через «Деловую Россию» - объединение, которое именно в этот период стало активно продвигаться. По сути это была попытка возвращения к началу 2000-х, когда именно через диалог с бизнесом шел поиск прагматических решений, которые могли бы стимулировать восстановление экономического роста.
Другая линия – это разработка новой версии Стратегии-2020, запрос на которую был предъявлен экспертному сообществу в конце 2010 года, а написана она была в 2011 году. В моем понимании, это тоже была попытка выработать новую модель развития - вместо модели, сломавшейся в момент кризиса 2008 – 2009 годов.
Однако затем на всё это наложилась ситуация 2011 года, с «арабской весной» с одной стороны (сначала Египет, потом Ливия и так далее), и наши собственными событиями конца 2011 года, с другой стороны. . И здесь возможна аналогия с реакцией советской политической элиты на «пражскую весну»… .
- Вы имеете в виду события 1968 года?
- Да. Как и тогда, власть сильно испугалась. Но если в конце 1960х власть просто вернулась к прежней риторике, делая вид, что ничего не происходит, то у нас с 2012 года в политике началось «раздвоение сознания».
С одной стороны, продолжается история, связанная с дерегулированием: была заявлена программа «100 шагов» (с целью повысить позиции России в рейтинге Doing Business), был расширен мандат АСИ, приняты «дорожные карты» по улучшению условий ведения бизнеса, изменены критерии оценки деятельности губернаторов, появился уполномоченный по защите прав предпринимателей, прошла амнистия для бизнеса. То есть власть реально попыталась изменить ситуацию с деловым климатом. Был дан определённый импульс, а система у нас на импульсы очень чётко реагирует, и она стала крутиться в эту сторону.
Но параллельно с этим страх перед любой оппозицией (неважно, что она собой представляет, значима она или нет) породил кампанию против «иностранных агентов», а также «дело экспертов» - с обысками у Сергея Гуриева, закончившимися его эмиграцией.
В моём понимании, отъезд Гуриева стоил как минимум половины того, что власть, наверное, могла как-то обеспечить всеми своими усилиями в плане улучшения бизнес-климата.
А то же повышение суммы социальных сборов с малого бизнеса – это история про то, что одна рука не ведает, что делает другая рука. И всё это продолжается и дальше. Вот сюжет осени прошлого года – с Евтушенковым.
- Все сразу вспомнили дело ЮКОСа.
- Да, совершенно верно. С формальной точки зрения, история закончилась «хорошо» - Башнефть забрали, а самого Евтушенкова отпустили. Но каков эффект от этой истории? Какой инвестор в подобной ситуации будет куда-нибудь здесь вкладываться?
Парадокс в том, что в стране есть деньги, они никуда не делись. И по многим параметрам ситуация лучше, чем была в 1990е. Потому что проблемой 1990-х годов было то, что, при всех ожиданиях, всех настроениях, у людей совсем не было опыта жизни в новых условиях. Обмануть их было очень легко. Они не знали, как действовать в новых условиях. И те же чиновники не понимали, как управлять экономикой в совершенно иной среде.
А за 2000-е годы, с одной стороны, появился бизнес, вырос совершенно новый слой, который может в этих условиях работать. Он понимает, как работать, что делать, как покупать, где продавать. Люди научились управлять этим процессом. На волне роста внутреннего рынка в 2000е появилось несколько тысяч успешных средних компаний и это стало социальной базой «Деловой России», и «Деловая Россия» была так активна не случайно. Появился, пусть не очень большой, средний класс – люди, которые сами себя сделали, которые тоже понимают, что и как можно делать, умеют жить в новых условиях.
И это как раз те люди, которые выходили на митинги 2011 – 2012 года. Они хотели нормальной инфраструктуры, нормального образования, нормального здравоохранения, нормального состояния улиц, дорог и всего остального. По сути дела, эти люди изначально выступали не против власти, а против неэффективности госуправления.
Посмотрите, что происходит у нас с госаппаратом: у нас полтора миллиона чиновников, и, в отличие от 1990-х годов, эти люди сейчас весьма неплохо оплачиваются. И они гораздо более квалифицированы. И даже, если говорить о коррупции, то она у нас не столь масштабная, как всем кажется. Во всяком случае большинство людей в госаппарате – не коррупционеры. Были бы другие правила игры, эти люди, у которых есть компетенции и квалификация, которым есть, что терять, могли бы начать по-другому работать. Проблема в том, что возникшие в 2000е новые социальные группы, которые представляют потенциальную базу для других правил игры, не могут сами по себе начать что-то делать. Им нужны определённые импульсы, которые могут процесс их самоорганизации. И здесь ситуация, к сожалению, резко отличается в худшую сторону от той, что была в конце 1990-х – начале 2000-х.
Тогда при гораздо большей узости социальных групп, которые могли бы поддержать движение по новому прагматическому курсу, была гораздо большая степень свободы. Люди не боялись что-то обсуждать и что-то делать. А сейчас власть, после событий 2011 – 2012 года, по сути, «зачистила поляну». И общаясь с различными людьми из бизнеса, я понимаю, что между собой они всё обсуждают, но публичное обсуждение какой-либо серьёзной темы сегодня практически невозможно. Они просто боятся, что их могут заподозрить в подготовке государственного переворота.
Но при этом сама власть мечется в поисках альтернативных моделей. Вы наверное знаете про Изборский клуб?
- Разумеется, знаю.
- Так вот в моем понимании, это всё – метания элиты, потерявшей образ будущего. Сначала у них в головах было определенное видение будущего – такой российский госкапитализм с южнокорейскими чертами. Выяснилось, что эта модель не работает. Затем была попытка пойти в либеральную сторону в 2009 - 2011 году. Но после политических протестов испугались и качнулись в другую сторону – к идеологии «осажденной крепости» и стратегиям «большого рывка» в духе Изборского клуба. Но в это сами тоже не верят. В итоге сейчас в правительстве одновременно сидят и Рогозин, и Дворкович, и Медведев с Шуваловым, а рядом – Сечин с Чемезовым.
В итоге сегодня эта элита может предлагать только негатив: искать внешнего врага, обвинять всех вокруг в своих бедах – на этом можно кого-то на какое-то время мобилизовать. Но когда не предлагается позитивная идея, на этом нельзя ничего построить.
И, на самом деле, главная проблема именно в том, что вообще нет позитивного образа будущего. И это порождает негативные ожидания, которые превращаются в самосбывающийся прогноз.
Причем проблемы не только в людях, которые сидят во власти. Проблемы также во многом в людях, выступающих в роли экспертов. Вот еще весной был семинар у Ясина: Евгений Григорьевич собрал очень умных и уважаемых либеральных экспертов. И вот часть из них говорит: все плохо, но система имеет запас прочности и она ещё лет 10 простоит, а потом развалится. А другие говорят, что вся вертикаль власти – это фикция и всё посыплется через полтора – два года.
Хорошо, - говорю я коллегам, - а дальше-то что? Опять либерализация, демократизация и приватизация?
- Скажем прямо: нельзя всё начинать с нуля десять раз подряд.
- Конечно, нельзя. Но у нас скорее получается даже не ноль, а минус – так как эти идеи во многом дискредитированы опытом 1990х. Более того – очевидно, что в чистом виде все эти механизмы у нас не работают. И экспертам вместо повторения привычных рецептов нужно думать о нестандартных прагматических решениях, которые могли бы работать в наших условиях. Я за демократию как в Европе, но демократия предполагает и ответственность людей, которые голосуют, понимание ими того, что они делают.
Окончание следует.
Беседовал Владимир Володин