Автор: Юрий Соколов, историк Санкт-Петербургский государственный университет культуры и искусств

Позволю сделать реплику относительно всего того, что сегодня говорилось на конференции.

Представляется целесообразным, даже принципиальным, дифференцировать понятие «экономика». Когда Новая история вступила в свое пятое столетие, когда плоды, посеянные отцами Просвещения и либерального рационализма, дают всходы уже три века подряд, когда буквально во всех общественных науках все обширнее пропасть между идеально-желаемым и реально-историческим, следует оговариваться при всяком разговоре, предметом которого является экономика, о какой экономике конкретно идет речь – о теоретической или практической.

Экономика теоретическая отчасти, как думается, сродни философии и вполне может быть разделена на «Априорную» или «чистую» и «Апостеорную» или «аналитическую». «Априорная» исходит из умозрительного «так должно быть». «Апостеорная», возможно, сродни историософии в своей всегда отчаянной попытке осмыслить те руины и пепелище, что остаются ей по истечении времени в удел для предмета рассмотрения. Во всяком случае, и там, и там неизбежно присутствие как некоторой доли цинизма, присущего всем наукам, так и несомненных нравственных оснований. Последнее исходит хотя бы из той простой причины, что человек – отнюдь не только биологическая особь и, соответственно, руководствуется не только нейро-химическими реакциями в черепной коробке и инстинктами.

Впрочем, сегодня, – и уже давно, – мы вряд ли встретим подлинно свободных, то есть, неангажированных коммерческими и политическими институтами, «философов от экономики», а равно и «историософов». Подобные и всегда-то редкие особи, – они характерны для романтического этапа любой исторической эпохи; в данном конкретном случае – для увертюры Либерально-демократической цивилизации, которая, вступив в силу, как всякая эпоха на момент расцвета, в «свободных теоретиках», в «философах» и «историософах», тем более не ангажированных, не вписанных в рамки системы, нуждаться не будет; перед экономикой будут в эпоху расцвета поставлены задачи сугубо утилитарные, место теоретиков займут практики, а стратегия станет уделом «хозяина жизни».

Века два-три тому назад экономика в высоком теоретизировании была в основном уфологической. Времена проходят – не годы, а века! Возможно, теперь, учитывая то, о чем обеспокоенно говорят все и повсюду, что многие предсказывали и что теперь все наблюдают, то есть учитывая становящийся все более отчетливым системный кризис цивилизации, мы станем свидетелями нового этапа – развития «экономической историософии», ибо науки подобного рода характерны для завершающих глав эпох. Возможно, окончательные итоги подводить рано, но промежуточные, – оглядывая взрывоопасное и пестрое социально-экономическое пространство, полное взаимных претензий, оглядывая поредевший и потускневший из-за безжалостной эксплуатации природы и находящийся на критической грани изживания мир, – делать пора. Во всяком случае, пора думать, где, когда, кому и в какой форме «подстилать солому», то есть пора задуматься о формах амортизации результатов, так сказать, прогресса. Собственно, и настоящее собрание вызвано если и не полным разочарованием в социальных и экономических основах, а равно и механизмах цивилизации технократического глобализма, то, во всяком случае – некоторым разочарованием от процессов и растерянностью перед реальностью.

Теперь, что касается, так сказать, экономики практической. Ее характер понятен – если это и наука, то сугубо прикладная, исходящая из «подлости ситуации», нацеленная на преодоление и меркантильное использование этой ситуации, на получение возможно максимальных диведендов и ситуационного выигрыша любой ценой. Пожалуй, здесь следует подчеркнуть последнее – «любой ценой»! Ведь это именно та сфера, – к чему лукавить, – в которой любое преступление возможно и уместно. Искусство «выведения себя из-под удара», «перевода стрелок» входит в реальную экономику. В контексте данного обстоятельства, а именно, – периодического симбиоза (или уже постоянного? другой вопрос – вольного или нет?) практической экономики и преступности, последняя есть, несомненно, «зона риска». Оправдание риска (понимаемого максимально широко!) – в величине прибыли. Но, как известно, «не пойман – не вор». «За каждым состоянием стоит преступление, – писал знающий фактуру О.Бальзак, – за большим состоянием – большое преступление». Стоит ли доказывать, что со времен «Человеческой комедии» ничто не изменилось?! То немногое, что сбрасывается с «корабля мировой экономики» во времена кризисов, что невозможно скрыть или что нецелесообразно скрывать и следует дать общественному мнению на «благородное растерзание», а равно и для спасения более крупных, так сказать, «неприкасаемых» игроков – все это красноречиво свидетельствует о том, что «правила игры» и «нравы» остались в неприкосновенности. Поменялись декорации, но не драматургия; правда, поскольку время есть опыт, то, пожалуй, драматургия стала более запутанной, а игра более искусной – но и только, без касательства к существу! Озабочен ли хоть в какой-то степени менеджмент разного уровня (то есть тактики) и «хозяева жизни» (то есть стратеги) вопросами сколь-либо иными, нежели обогащение и выживание, причем – опять подчеркнем! – и то и другое – «всеми правдами и неправдами»? Имеется в виду вот что – руководствуются ли они добродетелью и патриотизмом или полностью растворены в известном положении, согласно которому «где кормят, там и родина»? Иначе говоря, кто же есть человек практической экономики – русский (француз, еврей, поляк и т.д.) или прежде всего член корпорации получения прибылей; кто он – христианин (мусульманин, буддист, иудей и т.д.) или все-таки бизнесмен?

Вопросы эти – вовсе не риторические. Уверен, на сегодня – хотя отчего же только «на сегодня», всегда! – самые важные, поскольку от них зависит дальнейшая судьба цивилизации, того, что определяет ее, как общность духовную и неповторимую именно в полифонической многоукладности. Но говорить о «нравственном аспекте бизнеса» нынче более чем проблемно, если вспомнить, что в современных установочных категориях понятие «нравственность» отнесено к «подвижным системам». Именно так «нравственность» трактуется что в вузовских, что в школьных учебниках. Принцип «подвижности» почитается «священной коровой» либерализма и редко что адептами либерализма защищается с такой рьяностью, как «гибкость нравственных категорий».