(Из материалов VII международной научной конференции
"Модернизация экономики и государство", 4 - 6 апреля 2006 г.)

Изучение полемики по ключевым проблемам экономического развития России на рубеже XIX – XX столетий в сопоставлении с дебатами 1980-2000-х годов позволяет проанализировать существовавшие альтернативы общественного развития, осмысление которых является необходимым условием выработки оптимальной стратегии реформ в настоящее время, тем более что и многие задачи, которые стоят перед страной сегодня, и условия, в которых приходится осуществлять преобразования (социальная напряжённость в обществе, воздействие экономически и технологически более развитых стран, серьёзные диспропорции в развитии различных секторов народного хозяйства и др.) во многом напоминают ту ситуацию, в которой оказалась Россия в конце XIX – начале ХХ веков, когда процесс модернизации охватил все основные сферы жизни российского общества - экономическую, политическую, социальную, правовую. Однако первопричиной происходивших в стране перемен являлись изменения в экономическом базисе. Ведущая роль в этом процессе, несомненно, принадлежала государственной власти, которая своим активным вмешательством в экономические процессы в значительной степени определяла направление и темпы развития промышленности и сельского хозяйства. В то же время русская экономическая мысль переживала период значительного подъёма; появляется целый ряд оригинальных концепций, учитывавших как передовой опыт высокоразвитых стран Запада, так и специфику экономического строя России. Можно говорить также о достаточно стройной концепции, сформулированной правительственными реформаторами и более или менее последовательно проводившейся в жизнь.

Рассмотрим, с каких позиций тогда подвергали критике политику экономической модернизации представители либеральных кругов.

Важнейшей целью экономической политики правительства России на рубеже XIX – XX столетий была форсированная индустриализация страны. Реализация данного курса требовала серьёзных жертв со стороны большинства населения; естественно поэтому, что вопрос о соотношении цели и средств, о той цене, которую может и должна заплатить Россия за ускоренную индустриализацию, находился в эпицентре общественной борьбы. Либеральные оппозиционеры акцентировали внимание на таких издержках реформ, как ощутимое удорожание, вследствие протекционизма, большинства промышленных товаров (и отечественного производства, и импортных), высокие налоги, прежде всего косвенные, сокращение доходов от продажи российского зерна на мировом рынке; отмечалось отсутствие полноценной конкурентной среды, принимавшая порой нездоровые формы учредительская активность, а также чрезмерная ориентация многих промышленников на государственные заказы. Все это в сочетании с опасениями по поводу жизнеспособности нарождавшейся отечественной промышленности, а также с недовольством многих либералов чрезмерным, по их мнению, разрастанием экономических функций государства делало неизбежной резкую критику правительственного курса и существование мощной оппозиции ему. Особенно усилилась эта критика в период экономического кризиса первой половины 1900-х гг.

Однако критика эта оказалась по большей части несостоятельной. Дальнейшим развитием российской промышленности после выхода ее из кризиса были опровергнуты утверждения об искусственности и, следовательно, обреченности "насаждаемой" индустрии. Кризис не подорвал основ промышленности, а обеспечил переориентацию многих предприятий с государственных потребностей на рыночные, создав тем самым предпосылки для их дальнейшего развития, содействовал повышению конкурентоспособности российской индустрии, существенному росту производительности многих предприятий. За все годы кризиса ни разу не произошло снижения суммы основных капиталов всех акционерных компаний России; в то же время наблюдалось перераспределение капиталов между различными отраслями (более всего в этот период увеличились капиталы предприятий обрабатывающей промышленности), что в некоторой степени содействовало ликвидации тех действительно существовавших диспропорций, которые возникли в первое десятилетие ускоренного промышленного развития.

Конечно, нельзя не признать, что промышленный подъём конца XIX столетия был осуществлен в огромной степени за счёт российского крестьянства, благодаря "выкачиванию" из деревни колоссальных средств. Но в то же время возникшая промышленность предоставила миллионам крестьян возможность дополнительных заработков в городах, способствовала повышению уровня оплаты труда сельских рабочих, обеспечивала отток рабочих рук в города, что в условиях аграрного перенаселения и вызванного им относительного малоземелья было безусловным благом. Наконец, едва ли возможно признать справедливым упрёк правительству в недостаточном вложения средств (или, тем более, направлении капиталов) в сельское хозяйство; капиталы в аграрный сектор российской экономики могли быть привлечены лишь в результате осуществления аграрной реформы, предпосылки которой и были созданы в огромной степени именно политикой индустриализации. И не в последнюю очередь благодаря развитию индустрии и увеличению государственных доходов правительство смогло в дальнейшем приступить к проведению весьма затратных аграрных реформ.

Ещё более жёсткой критике подвергалась собственно аграрная политика, особенно после начала в 1906 г. радикальной реформы. Если идеологи и сторонники проводившегося российским правительством курса в большинстве своем считали проведение аграрной реформы необходимым условием осуществления дальнейших, в том числе и политических, преобразований, то их либеральные оппоненты, как правило, полагали, что аграрная реформа в принципе не может быть успешно реализована без предварительного (или, во всяком случае, одновременного с ней) изменения государственного строя и, соответственно, заявляли о неизбежном крахе реформ Столыпина.

Разработку важнейших положений аграрной реформы, как и экономической политики в целом, идеологи проводимого курса считали прерогативой исполнительной власти, однако при этом значительная часть членов Совета министров в конце 1905 - начале 1906 г. исходила из того, что принципиальные решения по аграрному вопросу, хотя и должны разрабатываться в основном правительством, все же не могут быть приняты без согласования их с Государственной Думой. В дальнейшем, однако, возобладала иная точка зрения, и проведение реформы было начато в обход нижней палаты.

В отличие от либеральной оппозиции, положившей в основу своей аграрной программы требование безотлагательного дополнительного наделения крестьян землей, правительственная концепция реформирования аграрных отношений, которая может быть названа либерально-консервативной, исходила из безусловного приоритета долгосрочных, стратегических задач - создания слоя мелких и средних земельных собственников, повышения эффективности сельскохозяйственного производства, утверждения рыночных отношений в российской деревне. При этом, если, по мнению Витте и одного из его ближайших соратников Н.Н.Кутлера (ставшего, кстати, впоследствии членом конституционно-демократической партии и одним из основных разработчиков ее аграрной программы), хотя требования большинства крестьян о дополнительном наделении и не могли быть удовлетворены в полном объеме, но все же должны были быть учтены при проведении реформы, то большинство представителей властных структур, и прежде всего Столыпин, исходили из недопустимости превращения реформ в средство успокоения деревни. Кроме того, по-видимому, справедливы были доводы противников принудительного отчуждения, считавших крайне опасным уже само создание прецедента нарушения права собственности.

Левые либералы ведущую роль в разработке основных положений аграрной реформы отводили исключительно народному представительству; видимо, в значительной степени именно этим было обусловлено их резко негативное отношение к столыпинской реформе, которая начала проводиться в обход Государственной Думы. В основу своей программы либеральная оппозиция положила принцип незамедлительного удовлетворения "земельной нужды" преобладающей части российского крестьянства путем дополнительного наделения крестьян землей в пользование, в том числе и за счет принудительного отчуждения определенной доли частных владений. Выдвигая данное требование, либералы надеялись обеспечить поддержку своей позиции со стороны большинства избирателей, возглавить объединенную оппозицию (особенно активными были их попытки заключить союз с леворадикальными партиями в период работы первой и второй Государственных Дум) и, наконец, нанести удар по основному оплоту "отживающего режима" - большей части поместного дворянства. Однако эти же причины привели к явной недооценке опасности создания прецедента нарушения принципа неприкосновенности собственности, а также к фактическому отрицанию в программе радикал-либеральной оппозиции роли частной собственности, попыткам защитить от "посягательств" правительства явные пережитки феодализма - общину и семейную крестьянскую собственность, стремлению не допустить дифференциации в деревне и, будь эта программа реализована, неизбежному усилению зависимости крестьян от государства в случае сосредоточения в его руках образуемого из отчуждаемых частных владений государственного земельного фонда. Реализации данной программы означала бы, по сути, отказ от попыток модернизировать аграрные отношения и явилась бы попыткой продолжить развитие сельского хозяйства страны по исключительно экстенсивному пути. К тому же едва ли оправданными являлись надежды на то, что крестьяне удовлетворятся лишь частичным отчуждением помещичьих земель, и подобной мерой можно будет добиться «успокоения» деревни. Наконец, вряд ли сама постановка вопроса об абсолютном малоземелье как основной проблеме крестьянского хозяйства была обоснованной в условиях, когда нерешённой оставалась проблема малоземелья относительного, порождённого раздробленностью владений крестьян.

Такая позиция придавала аграрной программе левого крыла российских либералов, по сути, антилиберальный характер, и потому попытка ее реализации, безусловно, лишь затормозила бы процесс развития капитализма в сельском хозяйстве России.

Отметим также несколько важнейших, на наш взгляд, общих особенностей развернувшейся в России на рубеже веков полемики по вопросам экономического развития страны. Как для идеологов и сторонников проводившихся правительством преобразований, так и для оппозиционеров из либерального лагеря достаточно важным был вопрос о возможности использования опыта социально-экономического развития и экономической политики государств Западной Европы в процессе модернизации российской экономики, и прежде всего обеспечения ускоренного промышленного развития страны. Однако, если вторые обращали внимание прежде всего на экономическую жизнь современного им Запада, то для первых гораздо важнее был анализ и использование исторического опыта наиболее развитых стран - того периода их истории, который они считали аналогичным уровню социально-экономического развития России на рубеже XIX - ХХ столетий. Тем не менее, даже повторение их эволюции в чистом виде Россией было едва ли возможно, т.к. она вынуждена была модернизировать свою экономику, испытывая серьёзное воздействие экономически более развитых стран и стремясь в то же время составить им конкуренцию, что и являлось основной причиной форсирования преобразований; таким образом, определённое усиление роли государства в экономической жизни было неизбежным, и именно государство являлось важнейшим фактором экономической модернизации страны. И наличие чётко выраженной правительственной позиции по важнейшим вопросам экономического развития страны, ведение полемики с лучшими представителями либеральной профессуры на высоком профессиональном уровне свидетельствует об осознании государственной властью своей возросшей роли и привлечении ею для выработки и проведения экономических реформ высококвалифицированных специалистов.

Безусловно, одним из ключевых являлся вопрос о «комплексности» модернизации. Идеологи и сторонники осуществлявшейся политики считали допустимым, а многие из них - предпочтительным (или даже единственно возможным) поэтапное реформирование отдельных секторов экономики и сфер общественной жизни, и для всех них было характерно убеждение в необходимости сохранения политической стабильности, обеспечивавшейся самодержавной властью, как важнейшего условия успеха экономических реформ; даже Витте, считавшийся «охранителями» едва ли не революционером, стал «конституционалистом поневоле», оставаясь в душе сторонником неограниченного самодержавия - такого, каким оно было при «настоящем царе» Александре III. Напротив, либеральные оппозиционеры были искренне убеждены в том, что любые «частичные» реформы обречены на провал, и важнейшим условием эффективной экономической модернизации является глубокая демократизация всех сфер жизни общества, и прежде всего политической системы; самодержавие же неизбежно лишь деформирует всё то, что пытается реформировать. Соответственно, политика Витте воспринималась радикальным крылом российского либерализма как грандиозная экономическая диверсия самодержавия, призванная отвлечь внимание общества от необходимости проведения социально-политических преобразований. Любопытно, что в этом отношении полемика между правительственными реформаторами и их сторонниками, с одной стороны, и идеологами либеральной оппозиции, с другой, очень напоминает дискуссию, развернувшуюся в западной науке в рамках развития теорий модернизации в 1960-х - 70-х годах, по итогам которой представления о неизбежности именно поэтапной, разноскоростной модернизации в отдельных сферах общественной жизни в целом и различных секторах экономики в частности стали практически общепризнанными.

При всех своих очевидных пороках, государственная власть России на рубеже XIX - XX столетий оказалась способна выработать экономический курс, обеспечивавший форсированную экономическую модернизацию страны. Ставка на индивидуализм, инициативу, частную предприимчивость, являющаяся, как известно, одной из важнейших составляющих идеологии либерализма, в России на рубеже XIX - ХХ веков была характерна прежде всего для консерваторов и правых либералов, формулировавших позицию правительства либо поддерживавших её. Таким образом, последовательно либеральной альтернативы проводившейся экономической политике, по сути, не существовало. Неудивительно поэтому, что радикал-либералы, не желавшие поддержать ни одно из начинаний власти, вынуждены были зачастую подвергать проводимый курс критике с совершенно иных позиций, порой солидаризируясь в своём неприятии осуществлявшихся преобразований то с представителями поместного дворянства (при оценке протекционизма), то с социалистами, потакавшими крестьянству во всех его уравнительных устремлениях, и тем самым объективно способствовали ослаблению позиций реформаторов во властных структурах и, соответственно, усилению влияния реакционеров.

Если сопоставлять отношения власти и либеральных кругов в России в сфере обсуждения экономических проблем на протяжении последних двух десятилетий в сравнении с ситуацией начала ХХ века, то достаточно очевидными являются как сходные черты, так и существенные различия.

Последние обусловлены, главным образом, особенностями экономического развития постсоветской России, вынужденной формировать принципиально отличную от существовавшей на предшествующем этапе отечественной истории модель экономики; поэтому и масштабы, и темпы преобразований, и степень их радикальности существенно превосходили те процессы, которые имели место в России на рубеже XIX – XX веков; степень преемственности по отношению к ранее проводившейся политике была на новом этапе, таким образом, существенно меньшей (хотя, с точки зрения наиболее «радикальных» либералов, всё равно избыточной). Следует отметить также опыт «хождения во власть» целого ряда либеральных экономистов и общественных деятелей как в начале 1990-х гг., так и (хотя и в существенно меньшем количестве) в последующие годы, что в течение долгого времени являлось предпосылкой менее конфликтного характера взаимоотношений власти (исполнительной прежде всего) и либеральной общественности.

Однако существенно больший интерес, на наш взгляд, представляют сходные моменты в рамках этих двух периодов. Тезисно сформулируем некоторые из них:

• отсутствие единства в либеральном движении; причём речь идёт не только об организационном, но и об идейном единстве в подходе к решению ключевых проблем экономического развития страны. Как и в начале ХХ столетия, в новой России власть находила общий язык с представителями правого фланга либерального движения, представители же левого (социального) либерализма находились в жёсткой оппозиции. Любопытно отметить, что предпосылкой организационного и идеологического сближения правых и левых либералов как во втором десятилетии ХХ века, так и в «путинской» России стало укрепление авторитарных тенденций, выразившееся не в последнюю очередь в ослаблении позиций парламента (хотя использовались «верховной» властью, разумеется, принципиально различные технологии);

• дебаты по экономическим вопросам отличались исключительной остротой и «политизированностью»; первоначально это объяснялось, главным образом, тем, что власть разрешала вести открытую (с использованием средств массовой информации) полемику по экономическим вопросам раньше, чем были дозволены собственно политические дебаты (конец XIX века и начало 1900-х гг. – 1985-88 гг.), в дальнейшем – исключительной важностью, радикальностью и болезненностью экономических преобразований;

• представители левого фланга либерального движения (прежде всего. Соответственно, Конституционно-демократическая партия и «Яблоко»), делая акцент на социальной проблематике – исключительно важной в российских условиях – нередко приносили собственно либеральные ценности в жертву социальным установкам, сближаясь таким образом с лево-радикальной оппозицией существующей власти; подобный альянс существенно осложнял деятельность правительственных реформаторов;

• убеждённость целого ряда либеральных политиков и общественных деятелей в принципиальной неразделимости либеральных и демократических ценностей и программных установок, обусловливавшая отказ поддержать правительственные либеральные экономические реформы лишь (или прежде всего) на том основании, что осуществляет их недемократический режим;

• наконец, следует отметить, что самодержавная/президентская власть, лишая оппозицию механизмов цивилизованного влияния на экономический курс государства, не давая парламенту в полном объёме осуществлять свои и без того весьма ограниченные полномочия, тем самым не позволяет в стране вырасти ответственной оппозиции, что негативно сказывается и на отношении либеральных кругов к проводимой экономической политике.