Совсем недавно в российских СМИ была взорвана информационная бомба. Оказывается, правительственные эксперты, корректирующие стратегию развития России до 2020 г., представили промежуточный доклад, который к моменту публикации сведений о нем (17 августа) был уже рассмотрен на совещании у первого вице-премьера Игоря Шувалова.
Из опубликованных в различных изданиях отрывков текста следовало, что эксперты фактически признали социальную и экономическую политику правительства несостоятельной.
В докладе, который называется «Новая модель роста — новая социальная политика», предлагается осуществить маневр за счет высокого качества человеческого капитала, а не только за счет природных ресурсов и большого внутреннего рынка. Такой маневр подразумевает изменение системы экономических стимулов, изменение макропараметров, но главное — обновление социальной политики.
Есть в докладе и достаточно большой раздел, посвященный вопросам приватизации.
С Юрием Симачевым, одним из руководителей экспертной группы, готовившей этот раздел (в качестве эксперта Юрий Вячеславович принимал участие в написании еще двух разделов доклада), мы беседуем по поводу новой «Стиратегии-2020»
- Юрий Вячеславович, Вам не кажется, что для того, чтобы претворить в жизнь все предложения, высказанные в докладе экспертной группы, претворить в жизнь, нужна революция?
- Хороший вопрос…
- Вы затрагиваете интересы такого количества разнообразных властных структур, что, как я понимаю, для реализации таких идей их надо просто убрать с дороги.
- Нет, не все так грустно.
Во-первых, приятно, что затрагивается так много интересов. Это означает, что сами по себе предложения, по крайней мере, не пустые. Я не говорю о том, что они правильные или хорошие. Но, как правило, те предложения, которые затрагивают многие интересы, это - предложения, за которыми что-то есть. Опираясь на них, можно рассматривать соответствующие изменения: какие они там – позитивные или негативные. Если предложения устраивают всех, то, скорее всего, в результате ничего не будет. Такое у меня предположение.
Второе: конечно, в докладе предложен достаточно широкий набор мер, и не сказано, что надо брать все или ничего. Здесь другая логика.
Предлагаемые меры будут распределены во времени. Некоторые просто не надо реализовывать сразу, поскольку в этом случае возникают значительные риски, которые должны быть отнесены на более поздний период.
А потом, безусловно, возникнет определенный фильтр в правительстве. И часть мер будет смягчена или вообще от них по тем или иным причинам предложено будет отказаться. Поэтому мы рассчитываем, что отношение к предложениям, которое есть, - это не обязательно: возьмите все сразу. Возьмите то, что вам сейчас представляется важным, полезным и нужным. Возьмите то, для реализации чего у вас хватит политического ресурса. Мы тоже многие предлагаемые меры отфильтровывали с позиций административных и политических возможностей по их реализации.
Это ведь очень вредно: провозгласить сразу очень большое количество мер, реализовать которые государство будет не в состоянии в силу активного сопротивления, в силу ограничения в использовании политического ресурса (ведь его нельзя использовать по всем направлениям и непрерывно). Нельзя все необходимые изменения реализовывать в режиме окрика со стороны руководителей государства.
- Насколько я понимаю, Вы были руководителем той группы экспертов, которая написала раздел «Приватизация».
- Соруководителем. Вторым соруководителем был Александр Дмитриевич Радыгин. Во всех экспертных группах было по два соруководителя и максимально широкое представительство экспертов.
- Юрий Вячеславович, давайте перейдем теперь к сути приватизационного раздела доклада. В тексте сказано:
«Принятую в 2008 году Концепцию долгосрочного социально-экономического развития РФ на период до 2020 г. отличает четкая констатация органичности государственного сектора для сегодняшней российской экономики и признание роли государственного предпринимательства.
Хотя за последние годы количество акционерных обществ с госучастием и ФГУПов сократилось почти на 40%, это тренд, характерный преимущественно для федерального уровня».
С одной стороны, все, вроде бы, хорошо. Но с другой, - мы ведь знаем, что государственные предприятия в основном – не федеральные.
- В тексте сказано именно о ФГУПах – это федеральные предприятия. Есть еще ГУПы и МУПы – региональные и муниципальные предприятия, которых, действительно, гораздо больше.
- Так, этим разобрались. Но далее написаны откровенно крамольные вещи: «С учетом регионального и местного уровней изменение числа унитарных предприятий было разнонаправленным. Даже сокращение числа госпредприятий на федеральном уровне связано во многом с формированием «интегрированных структур» и госкорпорпораций. При этом приватизация и акционирование унитарных предприятий из года в год отстают от плана».
- Но это, на самом деле так: проектное существенное сокращение количества игроков связано с этим. Были определенные периоды, когда формировались эти крупные интегрированные структуры – госкорпорации.
- Знаете, в некоторых местах даже кажется, что писали этот доклад, грубо говоря, Милов, Немцов и Илларионов.
- Ой-ой-ой! Нет!
- Ну, почему? Это ведь они любят констатировать подобные явления.
- Нет! Я абсолютно ответственно заявляю, что в докладе нет такого чрезмерного либерального задора и романтизма. Мы старались подходить к этому разделу исключительно прагматично.
Поймите, квот сейчас мы говорим, что была раньше такая концепция, и в 2008-м году предполагалось, что у нас нормальный госсектор, совершенно разумный. Ну, да, будем его совершенствовать, потихонечку сокращать количество входящих в него предприятий. Будем преобразовывать ГУПы только в открытые акционерные общества. Но все будем делать постепенно, поскольку в целом все нормально.
Мы же сейчас хотели показать: в конце 2009-го года возникло осознание того, что это неверное мнение. Это осознание возникло, когда наступил кризис и было связано с тем, что как раз предприятия, входящие в госсектор продемонстрировали недостаточную конкурентоспособность. Мы увидели, что ряд секторов, в которых госсобственность значительна, оказались малоинтересны для инвесторов по той простой причине, что государство ведет там себя двойственным образом. Оно одновременно является и регулятором, и прямым участником хозяйственных отношений, а потому возникают риски двойных стандартов. Инвесторы не слишком хорошо понимают, как выстроены отношения в секторах такого типа, есть ли там справедливые условия для конкуренции.
Наконец, дело даже не в том, каков по размерам сам по себе госсектор. Мы не говорим: здесь слишком много субъектов, давайте их сократим, давайте объединим. Хотя всегда есть аспект, связанный с административной нагрузкой на государство: насколько оно может эффективно управлять всеми этими компаниями. Кто-то скажет: а давайте мы их объединим, запихнем в холдинговые структуры, и будет все проще. Но дело-то не в этом.
Нужно отказываться от субъектного состава и переходить к реальной оценке вклада госсектора в экономику. И, если мы говорим о доле госсектора в ВВП, то он определяется уже не тысячами этих компаний, а десятками крупнейших из них.
- Разумеется.
- Но поэтому и взгляд другой, прежде всего, на крупные компании, на компании, работающие в конкурентных секторах. И тогда может возникнуть вопрос: зачем они нужны в госсекторе? В чем специфический публичный интерес в их нахождении именно в этом секторе? Почему нет иных инструментов достижения этих публичных интересов, кроме прямого участия в их капитале? Ведь публичные интересы могут достигаться и другими способами. За счет регулирования, за счет других различных инструментов (конкурсной поддержки той или иной деятельности, субсидирования). Все это не связано с прямым участием в капитале той или иной компании.
При этом мы понимаем, что по ряду направлений, ряду секторов, по отдельным компаниям такое участие будет, безусловно, разумным и рациональным. Даже в достаточно длительной перспективе. Так что нет у нас желания все продать.
Продолжение следует.
Беседовал Владимир Володин