Геннадий Августович Полонский родился в СССР, закончил финансовый институт, 20 лет назад эмигрировал в Великобританию. Сейчас он - доктор экономических наук, профессор, автор ряда книг, в частности книги «Русская провинция после коммунизма». Книги изданы в Великобритании и США.
Геннадий Полонский руководит проектом в рамках сотрудничества России и Европейского Союза. Об этом проекте и о его взгляде на современные российские проблемы мы и ведем нашу беседу.

- Геннадий Августович, я помню, как в прошлый раз, когда в рамках Вашего проекта собирались эксперты, на заедание приходили и беседовали с ними представители Минпромэнерго. Сегодня, как я понимаю, Вы связаны уже с МЭРТом. Различные части Вашего проекта связаны с различными министерствами?

- Весь проект связан с работой различных министерств. Но сейчас мы не столько связаны с МЭРТом, сколько с независимыми экспертами. Мы собрали людей из наших пилотных регионов: это пять регионов, в которых мы сейчас работаем. Люди, приехавшие на семинар, представляют различные организации, так или иначе связанные с административными барьерами. Вернее, с оценкой регулирующего воздействия или его отсутствия на экономику.

- А какова основная цель Вашей программы?

- Если говорить в целом о программе, то основная ее цель, конечно, - попытка внести свой вклад в сближение России и Евросоюза. Естественно, это является и целью самого ЕС. Я должен сказать, что такое сближение послужит, например, целям большей свободы хождения товаров, как российских на территории ЕС, так и наоборот.
Сейчас мы занимаемся вопросами технического регулирования. Для чего это? Для того, чтобы гармонизировать подходы, существующие в Европе и в странах бывшего соцлагеря, которые в течение семи лет активно и очень быстро перешли на европейскую систему, и России. Надо сказать, что в этих вопросах Россия, как всегда, имеет свои особенности, свои подходы к вопросам сотрудничества, часто оправданные, иногда неоправданные. Но, так или иначе, мы делаем попытки найти лучшие формы сотрудничества. В частности речь идет о возможности применения европейской практики в законодательной и регулирующей сфере в России.

- Разница между Россией и ЕС в этом смысле очень велика?

- Я бы не говорил так просто. Очень велика разница в исполнении решений. Мы знаем, что очень часто на законодательном или институциональном уровне потребитель в России может быть защищен гораздо лучше, чем, например, в Великобритании. Я знаю это, например, по работе торговой инспекции. Но практика зачастую оказывается совсем иной, поскольку вещи, хорошие на стадии внедрения, в силу ряда факторов, о которых мы можем догадываться, ухудшаются на стадии практического применения.
Так что разница, конечно, есть, но, по-моему, есть сильные и очень позитивные тенденции к минимизации этой разницы.
Ваши люди понимают, что им нужно. Российские производители хотят производить товар и подавать его, в том числе и в Западную Европу. В России есть расхожее мнение, что Запад закрывается от российских товаров в силу того, что защищает свой рынок. На мой взгляд, это не так: Запад не закрывается, но требует, чтобы произведенный в России продукт был понятен органам, контролирующим европейский рынок.
Мы много говорили на нашем семинаре о значке CЕ, который каждый производитель сам ставит на свой товар, подтверждая, что он безопасен. Если этого значка нет, то очень сложно продвинуть такой товар на европейский рынок.
Правда, например, Китай быстро раскусил, что для попадания на европейский рынок надо иметь этот значок. И в Европе теперь ходит очень верная шутка: СЕ – «чайна экспорт». Ведь китайцы лепят эти значки на что угодно.

- А товар не соответствует никаким европейским нормам.

- Совершенно верно. Но это – хитрость, которую используют китайцы. Мы должны от этого защищаться. И в Европе есть независимые организации, такие, как АФНОР или ТЮФ, или ДИН и так далее, которые сертифицируют товары.
Поэтому, когда российский товар имеет, например, значок ТЮФа, ясно, что возможность пробиться на немецкий рынок у него многократно возрастает. И никакие барьеры ему не помеха.
Если говорить про отраслевые барьеры, то я уверен, что они существуют. Например, сталелитейная промышленность не хочет пускать на свои рынки россиян или украинцев. Но что касается Евросоюза в целом, то там есть организация, которая борется за свободную конкуренцию. Есть организация, которая борется против монополизации рынка. И все эти европейские органы прекрасно понимают, что усиление конкуренции играет на руку потребителю. Поэтому я считаю, что барьеров, которые якобы ставят перед российскими товарами европейские органы, на самом деле не существует. Конечно же, любой производитель не хочет иметь конкурентов. И европейские производители делают все, чтобы их не было. Но мы-то говорим про властные структуры ЕС. А здесь уже другие подходы.
Я думаю, если российские товары будут соответствовать европейским стандартам, они смогут завоевать соответствующие рынки.

- И Вы рассчитываете, что проект, в рамках которого объясняются европейские правила, будет содействовать сближению России и ЕС?

- Вы знаете, термин «объяснять», мне кажется, несколько упрощает дело. Мы предлагаем усовершенствования в законодательной сфере. Мы показываем, какие существуют барьеры, почему они появились, какова их цена. Для того, чтобы все это показать, в регионах, например, проходили колоссальнейшие исследования.
Интереснейшая вещь – вопросы профессиональной ответственности, которые мы тоже разрабатываем. Когда мы говорим о тех же независимых экспертах, надо учитывать, что должна быть еще одна составляющая, которая помогает им делать независимые сужения. Если есть ответственность за продукт, за профессиональную деятельность – то должно быть и страхование ответственности. И мы ставим эти вопросы.
Я считаю, что проект идет очень хорошо. Со стороны российских партеров мы видим абсолютное понимание проблем. Я уехал из России 20 лет назад, помня о той советской бюрократии, с которой приходилось сталкиваться. И мое представление о российских бюрократах сейчас меняется. Когда говорят, что бюрократия здесь есть, да, она у вас есть (как и во всем мире), она у вас, действительно, большая, и административные барьеры в России значительные. Но это не то, что было 20 лет назад. На мой взгляд, сейчас эту стену можно пробить.

Беседовал Владимир Володин

Окончание следует