- Борис Юльевич, что же, по-Вашему, должно делать государство для развития малого и среднего бизнеса в тех условиях, о которых мы говорили?
- Если говорить о том, что реально нужно для развития малого и среднего бизнеса, то, прежде всего, стоит задать вопрос: а нужно ли государственное стимулирование малого и среднего бизнеса? Это, конечно, для малого и среднего бизнеса приятно – что его стимулируют. Более того, в определенном смысле это нужно. Но не для того, чтобы развивать малый и средний бизнес вообще, а чтобы, например, толкать его в какие-то направления. Например, чтобы информационный сектор развивался, или внедрялись современные технологии.
То есть нужно стимулировать не малый и средний бизнес как таковой, а инновационные перспективы малого и среднего бизнеса. Реальным же фактором развития для малого и среднего бизнеса является не государственная поддержка, тем более не открытость конкуренции и не законодательство. Реальным фактором развития является покупательная способность населения.
Для наших транснациональных корпораций это – отнюдь не принципиальный вопрос – они по преимуществу сырьевые и работают на экспорт. Более того, западные транснационалы, если они собираются здесь что-нибудь производить, если, конечно, они не собираются производить для нашего внутреннего рынка (да даже и в этом случае), заинтересованы, прежде всего, в дешевизне рабочей силы.
Поэтому те, кто работает на внутреннем рынке, заинтересованы, прежде всего, в том, чтобы у людей было побольше свободных денег. Если я – владелец ресторана...
- Мне надо, чтобы ко мне ходило как можно больше посетителей.
- Совершенно верно. Причем мне нужно, чтобы не просто было много людей, но чтобы у них были свободные деньги, которые они могут спокойно проесть в моем заведении.
В этом смысле главная задача государства – обеспечить условия для того, чтобы появился (не средний класс в мифологическом смысле) достаточно большой слой людей, которые могут не относиться к среднему классу, но у которых всегда находится в конце недели, как минимум, лишняя сотня – другая рублей, которые они потратят. Или возникает какое-то накопление, но маленькое.
Как ни парадоксально, но если возникнет богатый средний класс, что происходит в Москве или Питере, или в Нижнем Новгороде, то этот средний класс не выходит на внутренний рынок. Он начинает покупать, в лучшем случае, в «Икее». Он начинает выходить на глобальный рынок, начинает покупать глобальные брэнды, начинает тратить деньги на поездки в Тунис или, как минимум, Турцию. Я против этого ничего не имею, но речь о том, что это не стимулирует российскую экономику. Отечественную экономику может простимулировать только, может быть, не очень большая, но чувствительная прибавка к зарплате низов населения, не являющихся средним классом, зато являющихся самым массовым потребителем.
Попросту говоря, сейчас есть значительная часть населения, которая может купить только один предмет одежды в год. Если они начнут покупать два предмета в год, то даже притом, что какая-то часть будет падать на импортные товары, все равно для местных производителей, начиная от каких-то кустарей и кончая производителями контрафактной продукции, но работающих здесь, это будет, если не удвоение, то 25-30% прироста.
И, на самом деле, это – вопрос государственной политики, не имеющий никакого отношения к ВТО. Это как раз то, что находится в противоречии с глобализационными тенденциями. Ведь глобализационные тенденции, прежде всего, исходят из того, что нужно развивать экономику не за счет укрепления внутреннего рынка, а за счет его максимального открытия. А опыт показывает, что те страны, которые, не пытаясь изолироваться от внешнего рынка, свой внутренний рынок защищают и регулируют, находятся в более выигрышном положении.
По большому счету, полная открытость, которую проповедуют ВТО и другие организации, также гибельна, как и полная закрытость. Есть разные конкретные случаи, но страны, которые являются полностью открытыми, я поставил бы в один ряд с Северной Кореей, только на противоположной границе шкалы. Они проводят столь же экстремистскую политику и, по большому счету, со столь же плачевными последствиями для населения. Просто эти последствия прикрываются за счет отсутствия объективной информации. Например, если Северная Корея вообще не дает такой информации выходить за пределы страны, то страны с абсолютно открытой экономической политикой прикрываются другим способом. Дело в том, что изрядная часть населения, живущая в полной нищете, статистикой как бы уже не считается. Их как бы нет: они оказались настолько за пределами общества, что власти надо делать вид, что их просто нет. И государство живет дальше так, как будто трети, а то и половины населения не существует.
Но Россия не находится в этом положении, потому что есть еще одно очень важное обстоятельство. Обитатель трущоб в Мехико-Сити или в Рио-де-Жанейро родился в трущобах. Он не знает, что может быть другая жизнь. Он, скорее всего, неграмотен. Например, люди в Бомбее, которые спят на улицах, воспринимают свое положение, как должное. Они с этим родились и, в принципе, готовы так умереть. Это плохо.
- Но россияне ведь совсем не так воспитаны.
- Да. Россиянин, на самом деле, избалован последствиями советского образа жизни. Она предлагала неплохой уровень образования, весьма посредственные, но, тем не менее, приемлемые жилищные условия и так далее.
Что такое была советская система? Она очень сильно усредняла, как мы прекрасно помним. Но в этом усреднении она, по крайней мере, гарантировала некий средний уровень. Она у всех нас вызывала понятный протест своей тенденцией к усреднению, но не надо забывать, что есть и обратная сторона медали: она предотвращала падение вниз.
Сейчас понятно, в какую сторону идет тенденция: резкое усиление в обществе рыночных начал может привести к тому, что часть населения, находящаяся на нижней границе благополучия, начнет падать. А в условиях поляризации мы имеем разложение внутреннего рынка: те, кто является самым массовым покупателем на внутреннем рынке, обеднев, с рынка уходят. А те, кто в новой модели является успешными, тоже уходят с внутреннего рынка, переходя на рынок глобальный. Они переходят не только на западные брэнды, но и на западные филиалы, если они являются потребителями на внутреннем рынке. Они приучаются к этим брэндам, потому что они раскручены. Вы ведь знаете возможности рекламы.
Очень показательный пример – почему повсюду доминирует американское кино?
Дело даже не в рекламных бюджетах фильмов. Дело в том, что американский рынок (а если учесть еще и Канаду, где близкие вкусовые предпочтения) сам по себе является достаточным, чтобы фильм с большим бюджетом окупился. И в тот момент, когда мало-мальски успешный фильм выходит на мировой рынок (скажем на европейский), он уже окупился. Соответственно у него другая экономика. А в итоге чисто рыночным экономическим фактором Голливуд начинает навязывать свои вкусовые установки. Они нам всем не нравятся, зато имеют под собой экономическую основу. И пока эффективно конкурировать с Голливудом научились только японцы, причем в силу тех же обстоятельств. Почему покемоны конкурируют с Диснеем? Да потому, что внутренний японский рынок кинопотребления настолько огромен, что может обеспечить те же стартовые условия.
Надо сказать, что Россия по числу людей (включите еще русскоязычное население в странах бывшего СССР) могла бы конкурировать с Голливудом. Но для этого должны быть созданы возможности, чтобы внутренний рынок мог покупать кино.
И это правильно не только для кино, но и для целого ряда брэндов: любой товар, отвечающий специфическим вкусам, закрепившись на внутреннем рынке, может потом выходить на мировой рынок.
- Успех на внутреннем рынке дает преимущества на внешнем?
- Да, он получает хорошие стартовые возможности. А при американской зарплате нет необходимости защищать внутренний рынок, чтобы обеспечить его. При российской зарплате ситуация неравная. Внутренний рынок нужно защищать.
- Вы считаете, что ничего хорошего пока нам не грозит?
- Понимаете, в любом случае будут свои проигравшие и выигравшие. Всегда есть свои победители. Наверняка кто-то получит экспортные возможности. Я не сомневаюсь, что определенные позитивные моменты возможны, но надо смотреть на общий баланс. А общий суммарный баланс будет для нас негативным, причем не только в краткосрочной перспективе. Как раз эта краткосрочная перспектива станет трагической. И когда нам говорят, что краткосрочную перспективу мы проиграем, а в долгосрочной выиграем, надо понимать: когда мы проиграем краткосрочную перспективу, никакой долгосрочной уже не будет, мы ее лишимся.
Беседовал Владимир Володин