17 августа исполнилось 10 лет дефолту 1998 года. Это событие было широко отмечено отечественными СМИ, причем юбилейные статьи плавно перетекали в рассуждения о возможности очередного подобного кризиса.
Однако все по порядку.
10 августа в продаже появился очередной, 33-й номер журнала «Итоги» с двойной беседой Валерии Сычевой и Светланы Суховой с Егором Гайдаром и Виктором Геращенко под общим заголовком «Дефолт победителей»:
… - Егор Тимурович, так чем был дефолт - спасительным «кровопусканием» либо роковым ударом?
- Это была финансовая катастрофа, но она имела объективные предпосылки: кризис, связанный с крахом СССР, банкротством советской экономики и тяжелым периодом адаптации к новым условиям. Кризис имел место на всем постсоветском пространстве. Другое дело, что разным странам потребовалось разное время, чтобы стабилизировать финансы, создать новые институты, предпосылки динамичного роста, который наблюдается в последние 10 лет.
- Но многие страны обошлись при этом без дефолта...
- В конце 1994 года была развилка: пытаться или нет остановить инфляцию до того, как по политическим причинам мы сможем навести порядок в бюджете. И я, и Анатолий Чубайс, и руководство ЦБ много отдали бы за возможность сократить бюджетный дефицит и свести риски инфляции к минимуму. Помню карикатуры на меня в разных изданиях или в «Куклах», где я, как заведенный, повторяю: нам нужен бездефицитный бюджет. Но трудно было этого добиться из-за позиции парламентского большинства, лобби. Мы все же прекратили эмиссионное финансирование бюджета. Это был один из самых серьезных шагов по остановке экстремально высокой инфляции и, соответственно, запуску восстановительного экономического роста. Эксперимент был опасным, но вынужденным.
- Понимали ли в правительстве масштабы финансовой катастрофы в случае неуспеха?
- Понимали риски, хотели подкрепить жесткую денежную политику жесткой бюджетной. Но этому помешали сразу два роковых обстоятельства. Прежде всего президентские выборы 1996 года, которые, как обычно бывает, привели к ослаблению бюджетной политики, а значит - оценке страновых рисков как повышенных. Последовал отток капитала и рост ставки по ГКО. Когда мы вышли из выборов, рынки сочли, что политическая стабильность обеспечена и можно приходить в страну. К лету 1997 года казалось, что все сработало и пик нестабильности пройден. Но грянул кризис в Юго-Восточной Азии, и в ноябре мы столкнулись с массовым оттоком капитала. Было ясно, что Россия в опасном поле: любая неточность, ошибка может обойтись дорого.
…- Когда и кому пришла в голову идея заморозить внутренний долг?
- Ключевые дискуссии начались в пятницу, 14 августа вечером, уже после закрытия бирж во избежание утечки информации. Они разворачивались в очень узком кругу, включая руководство правительства, Минфина и ЦБ. Обсуждение было продолжено в субботу утром на даче у главы правительства Сергея Кириенко. Утечка пошла где-то с двух часов в субботу, после того как было проведено совещание в чуть более широком кругу - ведь нужно было готовить соответствующие документы. Довольно тяжелый переговорный процесс, в том числе на международном уровне, завершился решением правительства и ЦБ, обнародованным 17 августа.
Кстати, само по себе оно никаких катастрофических последствий не несло: в первые пять дней не было ни обвального падения рубля, ни резкого ускорения инфляции, ни паники. Но потом Борис Ельцин, которого я глубоко уважаю, под влиянием некоторых людей принял решение отправить правительство Кириенко в отставку. Это была катастрофа. Дело не в том, хорошо было то правительство или нет, но на переправе коней не меняют. Именно с ним МВФ согласовывал пакет помощи России. Отставка по сути обесценила эти договоренности, и это прекрасно понимали все игроки рынка. А тут еще заявление потенциального кандидата в премьеры о контролируемой эмиссии. Вот после этого мы действительно получили четырехкратное падение курса рубля, дополнительный отток капитала и резкое ускорение инфляции. Так что ключевым моментом, спровоцировавшим кризис, было даже не решение о дефолте, а отставка правительства.
…- Каков «сухой остаток» дефолта?
- Последствия кризиса оказались краткосрочными. Рыночная экономика России в отличие от 1991 года среагировала на девальвацию рубля не остановкой производства, а его увеличением и вытеснением импорта. Рост восстановился через несколько месяцев после дефолта на фоне очень низких нефтяных цен и продолжается уже 10 лет. Если бы меня сегодня спросили: было бы лучше, если бы мы вытащили экономику без дефолта, как бразильцы, то я бы не ответил. Возможно, я, как и тогда, продолжал бы настаивать на попытке избежать дефолта. Но надо учесть, что бразильцы в результате получили гораздо большие проблемы и более низкие темпы экономического роста, чем у нас.
- Каковы уроки дефолта? Учитывались ли они в последующей финансовой политике?
- Главный урок простой: нельзя долго сочетать жесткую денежную политику для снижения инфляции и мягкую бюджетную. Нынешние финансовые власти этот урок извлекли. Иначе откуда у нас стабфонд и третьи в мире золотовалютные резервы?
…- Виктор Владимирович, обращаюсь к вам как к человеку, которому пришлось спасать экономику от последствий дефолта...
- Когда тогдашний председатель ЦБ Сергей Дубинин подал в отставку, все стали искать Ляпкина-Тяпкина. Вышли на меня. Как мне потом рассказывали, Борис Ельцин встречался с конгломератом банкиров и сообщил им об уходе Дубинина, а они предложили меня. Две недели отказывался. Не хотел работать с Виктором Черномырдиным, которого прочили в премьеры. Потом сказали, что главой правительства будет не он и, мол, хватит мне ломаться. Да и товарищи по ремеслу говорили: «Вить, иди, сейчас придет кто-нибудь, и что мы делать будем?». Пошел из чисто корпоративной солидарности, о чем не жалею. Ведь была и поддержка со стороны правительства, и от банковского сообщества, хотя с некоторыми банками пришлось распрощаться, но они оперативно влили активы в новые кредитные учреждения. Так что я бы не сказал, что спасал Отечество, скорее оказался в интересном месте в интересное время.
- Кризис, на ваш взгляд, впоследствии пошел на пользу экономике?
- Я считаю, что любое кризисное состояние, если оно временное, - вещь полезная. Оно учит уму-разуму. Кризис августа 98-го случился от неразумного заимствования, прежде всего на иностранных рынках. Ставки небольшие, но в итоге Россия платила громадные проценты. И это тупик. Хотя инфляция в первой половине 1998 года была небольшой, а к лету ее темпы еще понизились, в первом квартале 30 процентов бюджета шло на погашение обязательств по ГКО. А это нездоровый признак. Как и то, что Центробанк терял валютные резервы, поддерживая курс рубля в рамках валютного коридора. Была какая-то эйфория: мол, очень скоро мы получим деньги от МВФ, от Мирового банка и даже от японцев. Потом начался мировой кризис. Из Юго-Восточной Азии он быстро докатился до нас, потому что спекулятивные средства всегда легко приходят и уходят. Этот момент мы, на мой взгляд, прозевали. ЦБ еще весной 98-го мог поменять рамки валютного коридора, а Минфин должен был ограничить привлечение иностранных инвестиций. Об этом речь шла еще в 1996 году: не надо ли ограничить приток иностранцев в ГКО? Тогда победил тезис: «Свобода, брат. Свобода!».
…- Был ли неизбежен кризис в августе 98-го?
- Не исключено, что обошлись бы без дефолта, если бы не было такой веры в помощь Запада. Эйфория как в пьесе «Любовь Яровая»: «Пустите Дуньку в Европу!». Мол, Европа нам поможет. Все надежды на МВФ оказались тщетны. Фонд настаивал, что первый транш в 4,8 миллиарда долларов должен весь идти в резервы ЦБ для поддержания валютной и денежной политики. Его с трудом уговорили, чтобы один миллиард пошел на покрытие расходов бюджета. И это был сигнал, что нужно ставить ограничения на внешние займы. Но этого не сделали. Кстати, я тогда работал в Международном московском банке, и мы с рынка ГКО ушли. Но многие, особенно некоторые немецкие банки, нет. Они потом вошли в консорциум, который вел переговоры с Михаилом Касьяновым о реструктуризации задолженности по ГКО и ОФЗ.
- То, что вообще началась игра с ГКО, было верным решением?
- Финансирование бюджета во всех странах идет за счет выпуска казначейских обязательств. Когда-то премьер Павлов заявил, что дефицит бюджета у нас появился чуть ли не в 1968 году. Но во времена СССР он был небольшой, допускался лишь в пределах ожидаемого прироста вкладов населения. Дефолт же 1998 года - следствие безудержного наращивания заимствований.
…- Есть мнение, что тот кризис был своеобразным кровопусканием, оздоровившим экономику. Согласны?
- Не берусь судить, знаю только, что Генпрокуратура занималась долго и тщательно этим "кровопусканием". У них есть список - довольно пространный, и в нем весьма влиятельные фигуры - тех, кто вовремя скинул ГКО, заработав очень большие деньги. Но все это положено под сукно - как-никак вовлечен в аферу был весь тогдашний топ-класс страны! Иными словами, делу хода нет. А раз так, то сформулирую мысль иначе: ожидание того, что все это может зайти в тупик, у власти тогда было, но ответственность имелась только за личные вложения.
…- Егор Гайдар считает, что кризис спровоцировал не сам дефолт, а решение президента Ельцина отправить в отставку правительство Кириенко.
- На мой взгляд, основа проблемы - несбалансированность бюджета и неспособность его выполнять. Что же касается внешней задолженности и бюджетного дефицита, то эти вопросы часто решаются через девальвацию, что даже дает стимул для последующего положительного развития. Отставка правительства здесь ни при чем. Беда в том, что был фактор внезапности: Ельцин в пятницу, 14 августа, делает заявление, что, мол, ничего не будет, а в воскресенье вечером перед Кириенко и Чубайсом ставит печать на документе - и в понедельник выходит заявление правительства и ЦБ о дефолте.
…- А сегодня мы также зависимы от мировых кризисных явлений?
- При таком крупном золотовалютном резерве, стабфонде? Бюджетного кризиса у нас быть не может. Могут быть кризисные явления, если иностранный инвестор, купивший бумаги наших крупнейших корпораций, начнет их скидывать. И что тогда? Ну упадет стоимость акций. От этого падения ни запасы нефти с газом, ни их добыча, ни экспорт не уменьшатся».
14 августа газета «РБК Daily» появляется статья Татьяны Фроловской «Память о дефолте»:
«Как минимум треть россиян опа¬саются повторения случившегося десять лет назад дефолта. Неспособность властей справиться с инфляцией на фоне постоянных рассуждений о мировом экономическом кризисе привела к росту тревожных настроений населения, свидетель¬ствуют результаты опросов ВЦИОМ и Левада-Центра.
…Количество россиян, которые опасаются повторения дефолта, за последний год возросло, говорится в докладе ВЦИОМ. В 2007 году большинство респондентов (46%) склонялись к мнению, что повторения финансового кризиса в ближайший год не будет, а 33% опасались его. В 2008 году стало несколько больше тех, кто полагает, что кризис вполне возможен (42 против 38%). При этом более других обеспокоены респонденты с низкими доходами. Впрочем, такие результаты неудивительны. По мнению экспертов, растущий пессимизм объясняется прежде всего высокой инфляцией в стране. А нынешний виток роста цен, как известно, называют еще «инфляцией бедных»: дорожают прежде всего продукты питания.
…Худший сценарий, который может сейчас реализоваться, — замедление темпов экономического роста, но предпосылок для экономического кризиса нет. Играют свою роль и прогнозы об ослаблении рубля. Но предстоящее снижение стоимости российской валюты (по оценкам экспертов, оно начнется с 2009 года) не стоит путать с девальвацией 1998 года. …Возможность повторения дефолта зависит от способностей нового правительства, от того, как ему удастся сдерживать рост цен, резюмирует итоги своего опроса Левада-Центр. Из числа оптимистов, считавших, что «цены больше не будут существенно расти», возможность дефолта в ближайшие два-три года признали 18% россиян».
В тот же день на страницах «Газеты.Ru» в статье «Зло и благо дефолта» представил свое видение событий Президент Института энергетической политики Владимир Милов:
«…10 лет назад, когда в стране случился финансовый обвал, практически невозможно было представить себе, что в 2008 году эксперты будут всерьез обсуждать его положительные последствия – точно так же, как в 1992 году фантастикой показалась бы экономика, растущая почти десятилетие подряд в среднем на 7% в год, с профицитным бюджетом, третьими в мире золотовалютными резервами и высокими инвестиционными рейтингами.
Однако жизнь не стоит на месте. Сегодня реалии финансово-экономического краха позабыты, россияне привыкли к мысли о том, что экономика страны твердо стоит на ногах, а дефолт-1998 все чаще обсуждается в контексте его положительных последствий для страны. И в самом деле, как ни неприятно констатировать негативные последствия объявления Россией своей неплатежеспособности и вероятную ошибочность самого решения о дефолте в том виде, в котором оно было принято, трудно не признать, что кризис сослужил России скорее хорошую службу, чем плохую.
…Если бы в дефолте оказалась нереформированная экономика советского типа – с доминированием госсобственности, высокой степенью зарегулированности, неразвитыми рыночными институтами – не исключено, что, даже восстановительный эффект, скорее всего, был бы менее существенным (например, на такие бурные темпы роста добычи и экспорта нефти, как в 2000–2004 годах, вряд ли можно было бы рассчитывать), а с наступлением последующего этапа инвестиционного роста, начавшегося примерно с 2002-2003 годов, было бы значительно сложнее.
Во-вторых, мы, безусловно, получили умопомрачительный внешний грант в виде благоприятных индексов цен на основные экспортные сырьевые товары (не только нефть) в период, начиная с 1999 года, ставший основным драйвером экономического роста в первые посткризисные годы и источником ресурсов для макроэкономической стабилизации – сокращения госдолга, поддержания бюджетного профицита, накопления финансовых резервов.
…Главный урок кризиса – дисциплина. Опыт финансового кризиса стал колоссальным дисциплинирующим фактором не только для исполнительной власти, но и, без преувеличения, для всей российской политической элиты.
Ответственная налогово-бюджетная и кредитно-денежная политика превратились в мейнстрим, стали восприниматься не как блажь горстки либералов-теоретиков, а как необходимое условие предотвращения повторения вполне реального финансового обвала, пагубные последствия которого самым непосредственным образом ощутила на себе вся страна.
…Конкретно можно утверждать, что именно такие настроения позволяли в течение длительного времени сдерживать в разумных рамках бюджетные расходы, создать Стабилизационный фонд и сохранить средства, накопленные в нем.
…Если бы политическая обстановка в России начиная с 1999 года характеризовалась тем же безответственным популизмом левой оппозиции, что и в 1992–1998 годах, когда страна еще не испытала вкуса полномасштабного кризиса, вполне возможно, что проведение ответственной бюджетной политики и макроэкономическая стабилизация оказались бы гораздо более сложным делом.
…С одной стороны, девальвация рубля, пришедшая на смену длительному искусственному завышению курса рубля в 1990-е во времена «валютного коридора», открыла «второе дыхание» для экспортно ориентированных отраслей и производства импортозамещающих товаров, послужив толчком роста экономики в период 1999–2001 годов.
С другой стороны, девальвация резко ударила по доходам и сбережениям граждан, что в краткосрочном плане оказалось довольно болезненным – однако постдефолтный рост экономики позволил вернуть доходы граждан к докризисному уровню к середине 2003 года. Недостаточный уровень мобилизации сбережений россиян финансовой системой страны, обусловленный сохраняющимся низким уровнем доверия к финансовой системе, – одна из главных проблем, препятствующих трансформации сбережений в инвестиции.
…Более долгосрочное отрицательное последствие дефолта – падение кредитоспособности России как заемщика – благодаря внешнему «сырьевому гранту» потеряло актуальность (страна впервые за почти 20 лет перестала зависеть от внешних кредитов как источника финансирования бюджетного дефицита), а по мере достижения макроэкономической стабилизации и накопления финансовых резервов сошло на нет. Сегодня у страны высокие инвестиционные рейтинги, а риски дефолта по суверенному долгу оцениваются как низкие.
Таким образом, Россия, в принципе, довольно легко отделалась от последствий кризиса 1998 года и даже сумела использовать их с выгодой для себя.
Все сказанное выше вовсе не означает того, что принятое в августе 1998 года решение о дефолте по суверенным долгам было правильным (обсуждение этого вопроса – тема отдельной статьи). Однако надо отдать должное стране и людям, ответственным за экономический курс постдефолтного периода, – они смогли извлечь многое из открывшегося после августовского кризиса 1998 года благоприятного стечения обстоятельств.
…В общем, все могло бы быть гораздо хуже. Проблема в одном – память у людей коротка, и забвение дефолта неизбежно влечет за собой «расслабленное» отношение к поддержанию финансово-экономической дисциплины. В России можно отчетливо увидеть признаки такой расслабленности – непроцентные расходы федерального бюджета выросли с 12,3% ВВП в 2004 году до более 18% ВВП сегодня, Стабилизационный фонд ликвидирован, а его накопительная составляющая – Фонд национального благосостояния – секвестрирован до суммы менее чем в $33 млрд, остальное передано в «резервный фонд», который может тратиться на финансирование ненефтегазового дефицита бюджета, т. е. текущие расходы.
Власти уверовали в устойчивость высоких мировых цен на нефть. Но, во-первых, она далеко не гарантирована, а во-вторых, интервенционистские тренды последнего времени, отказ от структурных реформ и ослабление позиций частного сектора создают для страны новую проблему – риск быстрого проедания «подушки безопасности» российской экономики, накопленных государством финансовых ресурсов. Причем это может произойти и без падения мировых цен на нефть».
18 августа в «Газете» было опубликовано интервью руководителя Экономической экспертной группы Минфина Евсея Гурвича Максиму Товкайло под заголовком «Фактор высоких цен на нефть не стоит переоценивать»:
«…- Если не благодаря высоким нефтяным ценам, то за счет чего российская экономика встала на ноги?
- Помог августовский кризис. Например, снизилась реальная зарплата, что повысило конкурентоспособность наших товаров. Ну а главное - заработали рыночные механизмы, ради чего экономические реформы первой половины 1990-х годов и проводились. В принципе для всех переходных экономик характерен спад в начале преобразований. Просто у нас этот процесс был выражен более ярко, чем в других восточноевропейских странах.
Последние данные ГМЦ Росстата говорят о замедлении темпов роста промпроизводства. Не такой большой, как в прошлом году, приток капитала. …- Насколько опасно для российской экономики падение цен на нефть ниже $50-70 за баррель?
- В настоящее время не опасно. Мы просто не сможет наращивать Фонд национального благосостояния и делать все хорошее, что мы хотим делать за счет средств этого фонда. Но текущие расходы бюджета от падения цен на нефть не пострадают».
Наконец, 19 августа «Газета.Ru» опубликовала статью ведущего научного сотрудника Института экономики РАН Юрия Голанда «Приспособление к кризису»:
«…Объявление о дефолте 17 августа 1998 года явилось для рядовых граждан нашей страны полной неожиданностью. Ведь еще в сентябре 1997-го казалось, что страна вышла на путь устойчивого экономического роста. Инфляция с начала года снижалась (в целом за год она составила 11%, т. е. ниже, чем мы ожидаем в текущем году), успешно функционировал валютный коридор, введенный летом 1995 года, валютные резервы на 1 сентября выросли с начала года более чем в полтора раза, остановился спад производства.
Оптимистическое настроение захлестнуло тогда и население.
…Первый звонок прозвучал в конце октября, когда произошел обвал на фондовом рынке под влиянием азиатского кризиса. Начался выход нерезидентов с рынка государственных краткосрочных облигаций – ГКО. Посредством продажи ГКО в значительной мере покрывался бюджетный дефицит, так сбор налогов и других бюджетных доходов оставался низким. На долю нерезидентов приходилось около 30% всех облигаций, и уход их с этого рынка мог серьезно осложнить исполнение бюджета. За IV квартал 1997 года практически не было чистого притока средств нерезидентов на рынок госбумаг.
К экономическим проблемам добавились политические. В конце марта 1998 года президент Борис Ельцин неожиданно снял премьера Виктора Черномырдина и возложил исполнение его обязанностей на неподготовленного для этой ответственной должности Сергея Кириенко. …Дальнейшее развитие событий показало, какое отрицательное значение в период ухудшения экономического положения имеет отсутствие авторитетного и квалифицированного руководства экономической политикой.
Доверие инвесторов к власти было окончательно подорвано, рынок ГКО потерял свое значение как источник покрытия бюджетного дефицита.
…Положение усугублялось снижением валютной выручки из-за продолжавшегося падения мировых цен на основные экспортируемые Россией товары. Правительство основную надежду возлагало на получение внешних займов. В июле были успешно проведены переговоры о получении крупного займа от международных финансовых организаций на $22,6 млрд, и получен первый транш в размере $4,8 млрд. Однако положительное воздействие этих мер оказалось краткосрочным.
К проблемам, связанным с облигационным долгом, добавились нарастающие, как лавина, негативные явления в банковской системе. Ряд крупных банков получил крупные кредиты в иностранных банках под залог гособлигаций. По мере падения доверия на мировых финансовых рынках к нашей стране курс облигаций стал падать, возникла необходимость уплатить значительные страховые платежи – margin call.
…Даже этот краткий анализ развития событий показывает, что проблемы постепенно нарастали в течение примерно года, а власти не принимали действенных мер для их решения. Они не решились ужесточить налоговое администрирование по отношению к крупным коммерческим структурам. Не была разработана программа постепенной девальвации и принятия других мер, призванных ослабить назревающую панику на фондовом и валютном рынках, в частности, не был своевременно осуществлен переход от валютного коридора к плавающему курсу. Это объяснялось, прежде всего, тем, что такие жесткие меры неизбежно должны были затронуть интересы достаточно влиятельных кругов.
…Опыт развития кризиса 1998 года показывает, как важно своевременно реагировать на появление первых признаков кризисных явлений, с тем, чтобы не допускать их разрастания.
…Мысль о желательности и возможности не доводить дело до глубокого кризиса, а своевременно менять экономическую политику, реагируя на первые признаки трудностей, возникших под влиянием внутренних или внешних обстоятельств, представляется весьма актуальной. Ведь сейчас нередко говорят о том, что кризис 1998 года сыграл положительную роль, дал стимул к импортозамещению и росту отечественного промышленного производства. При этом забывают сказать о цене, которую пришлось за это заплатить.
Основные причины кризиса коренились в ошибках экономической политики, а внешние факторы только обостряли существовавшие проблемы.
…В настоящее время макроэкономическое положение страны несравненно лучше, чем 10 лет назад. Значительный профицит бюджета, большие золотовалютные резервы, высокий экономический рост наблюдаются на протяжении целого ряда лет. Вместе с тем основание всех этих достижений неустойчиво, так как в значительной степени зависит от внешнеэкономической конъюнктуры, от мировых цен на энергоносители, металлы и другие сырьевые товары, составляющие в целом подавляющую часть нашего экспорта. Показательно, что если в 1998 году в структуре нашего экспорта статья «машины, оборудование и транспортные средства» составляла, по данным Росстата, 9,8%, то в 2007 году – только 5,6%. Проблема диверсификации экономики, о которой много говорится, по-прежнему далека от разрешения.
Сохраняется и высокая зависимость от внешних заимствований. Правда, для органов государственного управления она не существенна, но зато непрерывно растет внешний корпоративный долг.
…Все эти проблемы хорошо известны, и официальные лица много говорят о необходимости перехода на инновационный путь развития. Однако пока от слов не удается перейти к делу. Не хватает политической воли, в первую очередь, потому что острота проблем смягчается благоприятными внешними условиями, прежде всего, высокими мировыми ценами на энергоносители. Но в последнее время внешние условия стали ухудшаться. Кризис на мировых финансовых рынках привел к тому, что нашим компаниям и банкам стало значительно труднее занимать деньги за границей. Значительно сократился приток капитала, который в первом квартале текущего года сменился оттоком.
…Еще более обостряет наши проблемы падение мировых нефтяных цен – с середины июля они упали почти на четверть. Учитывая замедление роста мировой экономики, ведущее к снижению спроса на нефть, можно ожидать их дальнейшее падение. На фоне ухудшения внешних условий в последние месяцы происходит замедление промышленного роста, в частности, связанное со значительным укреплением рубля. По оценке Минэкономразвития, реальный курс рубля к доллару на конец мая 2008 года на 42% превысил уровень предкризисного июля 1998 года, а ведь тогда уже считалось, что он переоценен на 30–50%. Следовательно, возникает опасность значительной девальвации в случае падения притока валюты. Это может привести к дальнейшему ускорению инфляции, которая и без того растет в текущем году. Таким образом, наблюдаются симптомы развития кризисных явлений.
…Наша историческая традиция выражена словами «пока гром не грянет, мужик не перекрестится». Опыт кризиса 1998 года показывает опасность следования этому принципу. На фоне ухудшения ряда экономических показателей настало время перейти от написания стратегий перехода на инновационный путь развития к неотложным практическим шагам в этом направлении».
Окончание следует.