- Александр Юльевич, мы остановились на том, что ведомство по делам МСП может стать монстром со всеми вытекающими последствиями, в первую очередь, чудовищной коррупцией и чудовищной неэффективностью. Сразу напрашивается вопрос: а зачем тогда создавать этого монстра?
- Как зачем? Чтобы был. У нас, как мне кажется, всегда существует стремление к тому, чтобы в конце концов создать, как учил Владимир Ильич Ленин, «единый трест», «Росвсё».
- Но это уже напоминает историю Франкенштейна, создавшего Голема – монстра, которого он затем вынужден преследовать, чтобы уничтожить. И это преследование стоит Франкенштейну жизни.
- Да, да, да! Можно это назвать Росвсё. Там будет Росатом, Росмалыйбизнес, Росаптека, Роскино – Росвсё.
Что такая структура работать не будет, достаточно хорошо известно из всей предыдущей практики. Видимо, люди, принимающие сейчас управленческие решения, по каким-то причинам решили сделать вид, что они ни с этой теорией, ни с этой практикой не знакомы.
- А, может быть, они действительно не читали ни «Закон Паркинсона», ни «Принцип Питера», ни множества других книг?
- Понимаете, это – естественное проявление системы, которая живет на административном ресурсе и административной ренте.
- Разумеется.
- И пока ситуация в экономике была сравнительно хорошей, травы было много, на ней могли пастись и большие звери, и маленькие зверюшки. Когда с травой становится плохо, между зверями начинаются раздоры. И более крупные звери поглощают более мелких. Или вытесняют их.
Ещё один вариант: из нескольких мелких создать одного крупного. Это и происходит. Речь идёт об очевидном для меня проявлении нормального хватательного инстинкта административной системы. В условиях, когда рента сократилась, нужно создать дополнительные возможности за счет сосредоточения всех административных ресурсов в одном кулаке для того, чтобы выжимать максимум этой ренты, используя её в интересах сравнительно небольшого круга лиц, которые будут участвовать в деятельности этого органа.
- Но ведь сейчас, судя по всему, рента и дальше будет сокращаться.
- Да, будет сокращаться. Но мы знаем, что успешно управлять и осваивать деньги можно довольно долго даже при отсутствии субъекта управления. Описанная Юрием Тыняновым история с поручиком Киже, которого не было в природе, но который существовал в бумагах и даже дослужился до генерала – это вещь, которая вполне укладывается в традиции административных систем.
Если создаётся такой монстр, то он окукливается, потом сам начинает оценивать эффективность собственной работы. Правильно?
- Конечно, правильно.
- Он придумает такие критерии, по которым его эффективность всегда будет…
- Близка к 100%, а в отдельных выдающихся случаях достигать 146%.
- Да. Она окажется такой высокой и, может быть, даже будет расти ещё. Какое это будет иметь отношение к реальному состоянию бизнеса, я не знаю. Тем более, что чиновники интуитивно понимают: есть некая категория бизнесов, которым никакая помощь не нужна, и мы о них уже говорили.
- Да.
- Это растущий средний и микробизнес. Они каким-то образом выживут. И тогда их выживанию будет придан вид развития, а развитие будет признано успехами данного монстра. Вот и всё.
- А не рухнет ли вся эта конструкция в один прекрасный момент?
- Думаю, что рухнет. Вопрос только в том, как скоро. Дождётся конца электорального цикла или нет.
- И с какой кровью.
- Да. При этом я, в отличие от некоторых людей, прогнозируя такую перспективу, никакой радости не ощущаю. Я прекрасно понимаю, что всё будет не как в известном стихотворении Пушкина:
«Оковы тяжкие падут,
Темницы рухнут, и свобода
Вас примет радостно у входа».
- Разумеется. Между прочим, у того же Пушкина есть куда более применимое к реальности определение:
«русский бунт, бессмысленный и беспощадный».
- Да. Никакой вменяемой и сравнительно организованной оппозиции нет. Никаких сравнительно вменяемых и влиятельных социальных групп, которые бы эту оппозицию поддерживали тоже нет. Значит, если система рухнет, то вариантов не так много. Либо к управлению придет ещё более косная часть той же элиты. В целом ряде стран, в той же Аргентине мы это наблюдали регулярно. Это режимы, опирающиеся на «эскадроны смерти» и тому подобное. Собственно прообразы этих «эскадронов смерти» сейчас уже формируются.
Украинский кризис дал массу возможностей для того, чтобы апробировать возможности существования таких парамилитаристских групп, которые затем могут быть поставлены на защиту интересов новых элит.
Это – один вариант. Второй вариант менее очевиден, но в условиях резкой и быстрой деградации общества может очень быстро материализоваться. Это – откровенно фашистские силы, которые будут опираться на маргинализированные слои населения. И им только и нужно перехватить те пароли, те слоганы, которые нынешняя власть формулирует. Новым силам надо только предъявить блеск и остроту этих слоганов и показать, что именно они могут реализовать эти лозунги лучше, чем нынешняя власть.
Так что, как говорили когда-то: какой уклон более опасен – левый или правый? Да оба хуже!
Но лично я пока никаких других перспектив не вижу.
- А ведь это ужасно.
- Да, но, видите ли, мы с Вами уже достаточно давно живём на свете, чтобы, во-первых, не руководствоваться чёрно-белым видением. Нет такого – здесь все хорошие, а там все плохие.
- Безусловно.
- Мы реально понимаем, что любые герои, любые антигерои всегда в той или иной степени сочетают в себе элементы того и другого.
И, во-вторых, я достаточно начитан в области истории, чтобы понимать: общий прогресс человечества реализуется только в общем и только в очень длительной перспективе. Причем на каждом шагу общий прогресс человечества сопрягается с попятными движениями, с регрессом и даже с крушением не только стран, но и цивилизаций. В последние столетия это происходило чуть реже, но история показывает, что и такое бывает.
- Насколько я помню историю, в России все продвижения вперёд достигались исключительно реформами «сверху». Реформы по форме могли быть варварскими, как при Петре Великом, могли быть цивилизованными, как при Александре Втором, но это всегда были реформы, проводимые властью, осознавшей их необходимость. Сегодня, увы, власть не осознаёт необходимость реформ, которые нужно было проводить ещё позавчера.
- Да. Именно реформы, проводившиеся, когда для них находилась воля и когда это не противоречило интересам хотя бы какой-то части властной элиты.
Но на сегодняшний день я не вижу во властной элите такой группы. Вернее, есть группа, выполняющая функции буфера. Она пытается микшировать наиболее неуклюжие движения власти. И трагедия этой группы заключается в том, что она понимает, как тем самым общая траектория движения не меняется, а только замедляется. Но при этом, беря на себя часть ответственности за реализацию этой политики, эта группа заведомо исключает для себя возможность формирования каких-то коалиций, каких-то сил, которые могли бы взять на себя ответственность за изменение стратегического вектора развития.
Я по-человечески понимаю этих людей, многих из них знаю, но, к сожалению, в перспективе такая политика только отсрочит неизбежный конец.
- Как-то, Александр Юльевич, не слишком духоподъёмно звучат наши рассуждения.
- Нет, надежда всегда есть. Она связана с тем, что только политики всегда стопроцентно верят в то, что они в данный момент говорят. А я как учёный сомневаюсь в том, что говорю. И это вселяет в меня некоторую надежду. А ведь я могу в своих апокалипсических прогнозах не видеть каких-то тенденций, учитывать их. Или переоценивать силу каких-то действующих тенденций. Вот с этим для меня связана надежда. Я буду рад, если в своих прогнозах окажусь несостоятельным.
Беседовал Владимир Володин