Источник - "Деловая среда"

Президент Национального института системных исследований проблем предпринимательства, доктор экономических наук Александр Чепуренко рассказал «Деловой среде» об эффекте государственной поддержки стартапов с помощью грантов.

— Можно ли с помощью грантов стимулировать людей заниматься бизнесом?

— Можно, но вопрос: какой это будет бизнес и как долго он протянет? Мне кажется, грантовая программа изначально имела несколько иную цель — снизить безработицу. Не случайно эта мера была впервые задействована в 2009 году, когда ожидали обвала рынка труда. В тех условиях это скорее была поддержка вынужденного предпринимательства — очень маленького бизнеса, воспроизводящего уже существующие модели в торговле или сфере услуг. Помните предпринимателей начала 90-х? Так вот, как и тогда, большинство новых предпринимателей в бизнес привела жизненная необходимость. Инноваций и создания новых рабочих мест от них ждать не приходится, им бы себя занять. Американский опыт показывает, что гранты способны поддержать людей на плаву какое-то время, но они неэффективны для развития растущих компаний.

— Почему бы перспективным стартапам не воспользоваться этими деньгами?

— Грантов не хватит. Для раскручивания перспективных стартапов нужны «длинные деньги». И распределять их должны те, кто умеет это делать: венчурные капиталисты и бизнес-ангелы. Они рискуют собственным капиталом и способны распознать из десятков проектов несколько стартапов, которые выстрелят. Сегодня бюджетные средства важно вкладывать именно в создание в регионах венчурной индустрии.

— Мировой опыт это подтверждает?

— Да, Израиля, например. Более социалистическую страну еще нужно поискать. Но несколько лет назад они запустили модель выращивания частных венчурных фондов. Сейчас эти фонды раскрутились и, как пылесос, стали притягивать растущие частные компании. Это, как правило, инновационные стартапы, которые базируются в университетах. Едва ли не каждый наш губернатор гордится региональной футбольной командой или производимым сортом водки, а хотелось бы, чтобы университетами гордились. Это та площадка, где венчурный капиталист может найти молодую команду ребят с наработками, которым нужны деньги, чтобы опробовать и запатентовать свои идеи, наладить производство.

— Что нужно делать, чтобы предпринимательская активность росла, чтобы люди шли в бизнес не от безнадеги?

— Создавать микроклимат, в котором будет комфортно работать. Есть устойчиво растущие средние предприятия, так называемые газели. Именно эти компании способны создать спрос на инновационные продукты, вокруг них и можно выстраивать виноградную гроздь микрофирм и частных предпринимателей. Если у вас в регионе есть три-четыре такие фирмы, вы не можете о них не знать. Наиболее правильным было бы собрать руководителей этих предприятий и спросить, что нужно им, чтобы они росли еще быстрее и чтобы за ними тянулась субподрядная цепочка. Они вам скажут: поддержите нашу маркетинговую политику. Они попросят помощи в международной сертификации, им нужны квалифицированные кадры. Кажется, что эти проблемы лежат далеко от собственно поддержки малого предпринимательства, но от их решения был бы эффект.

— Понимают ли это региональные власти?

— Где-то понимают. Калужская область много сделала для того, чтобы создать у себя автомобильный кластер. Казалось бы, инвесторы создают наемные рабочие места, но, с другой стороны, они же предъявляют спрос на сопутствующие услуги малого бизнеса. Здесь меры поддержки малого бизнеса приводят к тому, что он нормально встраивается в эту цепочку. Ничего похожего нет в соседней Тульской области. Они соседи, и промышленные структуры регионов похожи, а уровень развития предпринимательства очень разный. В Туле индекс предпринимательской активности не превышает 2,5%, а в Калуге он выше 4,5%.

— Как складывается предпринимательский климат в других регионах?

— В прошлом году Высшая школа экономики совместно с фондом «Общественное мнение» составили свой георейтинг. Индекс общей предпринимательской активности в регионах варьирует от чуть более одного процента до 10%. Самый низкий — в Карелии: там лишь один взрослый из 100 так или иначе занимается бизнесом. Самые высокие показатели — в Дагестане и Северной Осетии.

— В регионах с высоким уровнем безработицы?

— Да, ровно поэтому предпринимательская активность там столь высока. Если люди не могут найти работу, то они вынуждены заниматься бизнесом. Но повторюсь, самозанятость и добровольное предпринимательство вещи близкие, но не тождественные. В первом случае — это выживание, во втором — развитие. Скажем, на Дальнем Востоке почти две трети регионов характеризуются преобладанием так называемого добровольного предпринимательства. Здесь люди идут в предпринимательство, в том числе, чтобы реализовать свои творческие идеи.

— Говорит ли это о том, что деловой климат там соответствует их активности?

— Это скорее говорит о том, что в силу социокультурного склада людей Дальний Восток и Восточная Сибирь — территории, жители которых привыкли к большим нагрузкам и рассматривают их как нормальные. Из таких людей и выходят предприниматели. Если возьмем Северо-Западный федеральный или Приволжский округ, то доля регионов, где добровольные предприниматели преобладают над вынужденными, колеблется от 30% до 36%. Симптоматично, что в целом ряде регионов бизнес-популяция вымирает, она перестает пополняться новичками. Все меньше людей выражают желание заниматься бизнесом. Видимо, изменения в региональной политике заставляют их думать, что это неправильный выбор.