Тема коррупции в мире привлекает к себе обострённое внимание общества, экспертов, предпринимателей – практически всех, исключая разве что тех, кто по должности обязан с ней бороться. Хотя с последним тезисом, а он популярен сейчас в обществе, можно и поспорить: арестовывают ведь за коррупционные действия, причём уже отнюдь не мелких сошек.

Но наша беседа с Николаем Смирновым посвящена более общим вопросам: что ждет мировую экономику, что всё же нужно называть коррупцией, каково влияние коррупции на экономику и так далее.

- Николай, в прошлой нашей беседе ты бросил крамольную фразу о том, что взятка – это не коррупция, а коррупция – это совсем другое.

- Сегодня я хотел бы на эту тему поговорить ещё шире: о том, какое будущее нас ожидает.

Кого ни спросить – никому это не известно: например, декан экономфака МГУ, где я учился и даже немножко преподавал, Александр Аузан говорит, что сейчас, как в сказке про Винни Пуха, «время, когда завтрак уже закончился, а обед еще не думал начинаться». Думаю, что это такая уменьшительно-ласкательная ассоциация для известного понятия «точка бифуркации». На кафедре прикладной институциональной экономики есть такая традиция: для студентов, чтобы им было понятнее и увлекательнее слушать преподавателей, приводить цитаты из поздне-советских сюжетов, в том числе и сказок, и различных телепередач, фильмов, помню, научной фантастикой нас тоже увлекали. Но любое упрощение, а особенно – увлекательное, как известно, создает опасность упустить что-то важное или чересчур увлечься.

Вот и меня это коснулось, я в свое время увлекся институциональной экономикой и вот теперь хочу сказать, что она позволяет увидеть много нового и интересного в настоящем и будущем, дать качественный прогноз.

Кстати, в упомянутом сюжете с Винни Пухом произошло интересное событие – он объелся меда и застрял, но попытался сделать вид, что просто отдыхает. Прямо как мировая экономика сегодня. Там тоже разные эксперты (Кролик, Пятачок, Кристофер Робин) начали предлагать сценарии, но главное, что все закончилось хорошо. То есть если вчитаться в книжку, кстати, она отличается от мультфильма, то кажущейся сначала неопределенности как ни бывало – очень забавный и, вместе с тем, логичный и поучительный сюжет.

И я решил, что в рассуждениях об экономике не нужно лениться, ограничиваясь ссылками на общую неопределенность и надеясь на то, что жизнь покажет. А нужно просто обратиться к любимой теории и посмотреть, а чем она может быть полезна в плане прогнозирования мировой экономики. Вот все говорят, что институциональная экономика в последнее время переоценена. А я думаю наоборот – она сильно недооценена.

- В чём она недооценена?

- В том, что с помощью этой теории никто не хочет сказать, каким будет будущее. А я думаю, что это можно сделать. Если примерно 100 лет назад прозвучало «Есть такая партия», то сегодня, думаю, должно прозвучать «Есть такая теория».

- Каким же образом?

-  У нобелевского лауреата 2009 года Оливера Уильямсона, классика нового институционализма, есть замечательная формула, которую знает любой студент, прослушавший лекцию по институциональной экономике. Она касается минимизации экономического трения, транзакционных издержек.

Но есть загвоздка: эту формулу все пытаются применять исключительно на микроуровне – к контрактным отношениям. На самом деле, она гораздо универсальнее и относится ко всей мировой экономике. Отношения можно условно разделить на следующие формы или структуры управления: рынок, когда решения принимаются добровольно, исходя из полезности и цен, иерархию, в которой есть начальник и подчиненный, а взаимодействие сводится к исполнению приказов или поручений, и есть еще большой пласт промежуточных форм, когда нельзя сказать: рынок это или иерархия.

Вот туда-то, в число этих гибридов и подпадают практически все те глобальные институты, которые мы сейчас имеем и которые появились в результате реализации стратегий мировых лидеров. Сегодня речь идет о таких глобальных институтах, как ООН, ВТО, Всемирный банк, МВФ, НАТО, ОЭСР, Международная организация по стандартизации, разнообразные рейтинговые агентства, транснациональные корпорации, и многие другие.

Это сложная гибридная система институтов. Участие в них вроде бы добровольное, но есть разные экономические, политические, информационные и, в крайнем случае, военные механизмы, которые не позволяют их участникам вести себя как попало. То есть государственный суверенитет сегодня существует, но в достаточно условной степени.

Вот Уильямсон говорит, что принципиальный выбор структуры управления, исходя из минимизации трения в экономике, зависит от трех характеристик – это специфичность активов, частота взаимодействия между контрагентами и неопределенность. И эта третья характеристика сегодня самая обсуждаемая. В условиях высокой определенности, то есть когда всё хорошо, стабильное развитие, стабильный глобальный экономический рост (он это говорит применительно к теории контрактов, это уже моя проекция на глобальную экономику), гибридные формы отношений могут цвести в своем разнообразии. А с повышением уровня неопределенности ситуация будет стремиться либо в сторону рыночного взаимодействия, либо к иерархии.

Возьмем, к примеру, франчайзинг. Это промежуточная форма взаимодействия. Каковы отношения между магазином Макдональдс на вашей улице и центральным офисом этой компании? Вроде бы это не совсем фирма: каждое кафе платит центральному офису роялти за пользование франшизой, а прибыль зарабатывает на свой страх и риск и оставляет себе. Каждый из них – экономический субъект, а не исполнитель поручений центрального офиса. Тем не менее, совсем рыночными эти отношения тоже не являются, поскольку всё же возникает определенная зависимость от общей стратегии компании, стандартов ведения данного бизнеса, которые сообщаются главным офисом. Есть зависимость по поставщикам. То есть это – не совсем рынок.

Так вот Уильямсон и говорит, что подобного рода промежуточные формы с повышением уровня неопределённости окажутся слишком рискованными. И они начнут расходиться по двум направлениям: либо в более рыночную структуру, либо в более иерархическую.

Сейчас у нас в мире как раз такая ситуация повышенной неопределённости, когда все эксперты как один говорят, что не знают, что произойдёт, и узнать этого нельзя в принципе.

Но если все-таки взять эту часть теории транзакционных издержек Уильямсона, то становится понятно как минимум, что сегодня возможны два сценария. И оба фактически реализуются на  практике в определенном соотношении. Где-то этот переход осуществляется плавно, но что касается глобальных институтов, то сейчас идёт борьба, поскольку за каждым институциональным сценарием, за каждой структурой управления стоят вполне определенные и при этом достаточно мощные силы.

Одной из ярких поверхностных иллюстраций этой борьбы стали выборы президента США. Как известно, госпожа Клинтон ратовала за сохранение и усиление роли глобальных институтов – это скорее иерархический сценарий. А господин Трамп в своих предвыборных заявлениях склонялся в сторону сосредоточения американской политики на внутренних делах и предлагал взаимодействовать с внешним миром на более или менее рыночных основаниях. При этом Трамп и его команда не отрицают роли США как экономического лидера.

В целом это и есть два сценария развития мировой экономики, непосредственно вытекающие из новой институциональной теории. Далее, поскольку Трамп выиграл, может возникнуть гипотеза о победе рыночного сценария и постепенном снижении роли глобальных институтов, глобальной иерархии. Но я считаю, что победа Трампа – это событие скорее политическое, а экономическая схватка институтов продолжается.

Чтобы лучше понять, в каком направлении будет развиваться ситуация, просто не обойтись без такой фундаментальной характеристики институтов как коррупция. Раз уж мы говорим о глобальных институтах, значит, нужна модель глобальной коррупции.

Как известно, в условиях коррупции все вокруг не то, чем кажется. Поэтому политика самого Трампа или вокруг него на практике может пойти по иерархическому сценарию.

- Николай, когда о Трампе говорят, что он рыночник, я вспоминаю, что этот человек трижды объявлял себя банкротом, чтобы не платить своих долгов. Очень свободный рыночный человек.

-  Да, судя по всему, он самый настоящий американский бизнесмен, для которого нет каких-то догм. Подумаешь, что банкрот, это в прошлом. Он  очень прагматичный бизнесмен. Просто то, как он будет вести дела с глобальными игроками, можно предположить, исходя из его бизнес-стратегий, нам уже известных.

- А причем здесь модель глобальной коррупции?

- Во-первых, коррупция – это не взятки.

- Я не согласен с этим заявлением: коррупция – это и взятки в том числе, просто на них не надо зацикливаться. Коррупция – это гораздо более широкое явление. У неё есть ещё целый ряд замечательных признаков.

- Знаете, более десяти лет назад Георгий Сатаров предложил разделять понятия коррупции и коррупционного поведения. Именно к последнему он как раз отнёс взятки и всё, что с ними связано.

Правда, он так и не решился дать определение самой коррупции, уповая на то, что это большое комплексное явление, не поддающееся лаконичному чёткому определению.

Институциональная теория позволяет это сделать: коррупция – это механизм, позволяющий безнаказанно нарушать установленные правила. Или, говоря языком Уильямсона, это структура управления оппортунистическим поведением. Как известно, Карл Маркс и Фридрих Энгельс – это два человека, а не один. Точно также трактовал Уильямсон понятия «структура управления» и «оппортунистическое поведение» – два самостоятельных понятия. Но кто-то решился скрестить ужа с ежом, и получилась колючая проволока. А у меня – определение коррупции.

Как и общественные отношения в целом, коррупционные отношения могут относиться к одной из уже упомянутых форм взаимодействия между людьми: это либо рынок, либо иерархия, либо что-то в промежутке между ними. В том числе и франчайзинг.

Хороший пример коррупционного франчайзинга – когда гаишник стоит с жезлом у дороги и вымогает деньги у нерадивых водителей. Почему это франчайзинг? Речь идёт о человеке, которому выдали форму, погоны, дали жезл и сказали: иди и на свой страх и риск оказывай коррупционные услуги, а нам отчисляй роялти. Цена в рамках коррупционных транзакций называется взяткой. Если такой гаишник нарушит какие-то коррупционные стандарты, договоренности, к нему будут применены определенные санкции, в том числе финансовые или его могут лишить места, жезла, формы или даже свободы, объявив коррупционером и заменив другим человеком.

Получается такой типичный Макдональдс, только в коррупционной форме…

Продолжение следует.

Беседовал Владимир Володин